Водолаз Бекжан АЙТКАЛИЕВ: «Самое сложное в нашей работе — искать детей …»

С начале купального сезона в ЗКО спасены жизни 12 человек, из которых 9 детей. Но избежать гибели людей на воде пока невозможно – беспечность главная причина трагедий. В этом году в воде уже утонули три ребенка и пять взрослых. Искать и доставать из рек утопших — работа водолазов. С человеческой болью они знакомы не понаслышке, да и каждый день они сами рискуют жизнями, хотя не считают себя героями. О тонкостях и трудностях профессии водолаза мы побеседовали с главным спасателем ДЧС по ЗКО Бекжаном Айткалиевым.

Оксана НАУМОВА

Бекжан, стать водолазом — детская мечта или воля случая?

— Скорее воля случая — никогда не задумывался об этой профессии. После армии в 2016 году устроился на базу оперативно-спасательного отряда ДЧС ЗКО охранником, отработал на этой должности около семи месяцев, и появилась вакансия спасателя. Прошел обучение, а через полгода получил квалификацию именно на водолаза. Сергей Гохгальтер тогда был старшим водолазам и учил меня всему, стал моим наставником.

— Где учат этой профессии?

— Обучения я проходил здесь на базе ОСО, после сдавал ВКК — водо­лазно-квалификационную комиссию. Все начинается с теории, погружаться без теоретических знаний запрещено. Поэтому сначала обучение на берегу и только потом старший водолаз решает — готов ли его ученик к тренировочному или учебному спуску под воду или нет. Перед погружением четко ставится задача, проверяется знание сигналов — если водолаз их не знает, он ничего не сможет сделать под водой, даже подать сигнал о том, что ему плохо или он устал.

— А если во время тренировоч­ного спуска человек понимает, что у него гидрофобия?

— Сначала у всех бывает страх — под водой ты в одиночестве, никого рядом нет. Этот страх нужно перебороть.

— Основная часть работы наверняка приходится на летнее время — горячая пора, а были у Вас зимние погружения?

— Конечно. К сожалению, люди тонут не только летом. Зимой рыбаки про­валиваются под лёд, или автомашины. Мы каждую смену — неважно, на улице лето или зима, спускаемся под воду. Время года на это не влияет.

— А в чем отличие зимнего погружения от летнего?

— Зимой вода чище — все оседает, нет мути, видимость лучше. Зимой и летом под водой температура примерно одинаковая на глубине. Летом вода только возле берега прогревается, а на дне температура не меняется.

— Чем занимаются спасатели-водолазы зимой?

— В основном тренировочными погру­жениями, потому что для спасателей главное практика. Мы всегда должны быть подготовлены. Например, при погружении, когда давлением закладывает уши каждый метр, мы должны «продуваться». Этот навык нужно оттачивать, если забудешь продуться ушные перепонки могут лопнуть. Физически это тяжело — ты обвешан грузами для того, чтобы «уйти» на дно, мы одеваем на себя около 70-80 килограммов спецснаряжения. Без этого ты не сможешь погрузиться, вода выталкивает тебя на поверхность, ты чувствуешь себя в ней как в невесомости. Я не был в космосе, но могу сравнить ощущения. Каждый ботинок у нас весит по пять килограммов, вешаем поясные грузы — это около 20 килограммов, плюс баллон с воздухом — 10-15 килограммов. Грузы бывают железные и свинцовые, последние удобнее, потому что размером они меньше.

— Из чего состоит рабочая смена спасателя?

— Мы принимаем смену, проверяем снаряжения, чтобы все было готово к работе, готовимся к выезду. Обязательно с утра проходим медобсле­дование. На смену заступают четыре водолаза, из них один — руководитель спусков, страхующий водолаз и рабочий, который непосредственно работает под водой. Четвертый водолаз тоже рабочий, но действует только при аварийной ситуации — идет на помощь тому, кто под водой.

— А есть своя специфика погружений в местные водоемы?

— Из-за плохой видимости в наших водоемах нам приходится в буквальном смысле ходить по дну и искать все на ощупь, исследуя каждый сантиметр дна. Но под водой мы можем находиться максимум 40-50 минут — в зависимости от того, кто как дышит. Бывает человек начинает паниковать и за 20 минут может израсходовать весь запас воздуха. Сам поиск проходит следующим образом. Мы приезжаем на место трагедии на воде и первым делом опрашиваем очевидцев. Они показывают нам примерное место, где человек ушел под воду, и мы делим водоем на квадраты, которые исследуем по очереди.

— На каких водоемах самые сложные поиски?

— На озере Шалкар, когда 9-летнего мальчика унесло на надувном матрасе. Его было тяжело искать из-за большой акватории. Три группы искали три дня. В итоге тело ребенка нашли вообще в другой стороне. Матрас обнаружили на середине озера. На третий день к нам присоединились волонтеры, которые в процессе поиска обнаружили что-то на берегу. Я и мои коллеги подъехали. Это было тело мальчика. Вероятно, на третий день тело всплыло и ветер был в сторону берега.

— Какая река или водоем самый опасный у нас в области?

— Деркул и Чаган — стоячие водоемы, там нет подводных течений или воронок. Самая опасная река — это Урал: течение сносит даже с грузами, везде затонувшие коряги, рыбаки оставляют свои рыболовные крюки, за которые мы постоянно цепляемся, рвем костюмы, застреваем в корягах или в сетях тех же рыбаков. Я один раз запутался в сетях.

— Вызывали подмогу?

— Справился сам. У каждого водолаза перед спуском должен быть нож, без него спуск запрещен. Как у нас говорят, он может не помочь тебе тысячу раз, а на тысячу первый спасет жизнь. Вот так случилось со мной, разрезал сети и выбрался. Также если путается наша сигнальная веревка, мы должны произвести аварийное всплытие, скинуть все грузы, отрезать веревку и всплыть.

— У вас путалась веревка?

— Да, и тоже на Урале. С яра в реку упала автомашина, она лежала на дне на крыше, колесами вверх. Я полностью обошел машину и подал сигнал на выход, чтобы натянули веревку, потому что там течение и обратно идти не мог, а сигнал не шел — веревка запуталась. Мне пришлось собирать «сигнальный конец» и только тогда я увидел, что веревка два раза обмоталась вокруг колеса. Распутал ее и снова дал сигнал на выход.

— Какую-то суперсовременную технику используете при погружении? Например, за рубежом костюмы оснащены средствами связи, а у нас основное средство связи, как я понимаю, страховочная веревка, которой обмотаны вы, и конец которой держит водолаз на поверхности?

— Нет, у нас тоже рация встроена в костюм, есть наушник и микрофон, и мы можем общаться с поверхностью. Есть также эхолоты, их как раз исполь­зовали на Шалкаре, он показывает глубину и рельеф воды, по которому можно найти тело. Все костюмы у нас самые современные, потому что это основное, что нужно нам для работы. С советских времен остались универ­сальные гидрокомбинезоны, в которых ты остаешься совершенно сухим. Но ими мы редко пользуемся. Мне приходилось работать в нем. Как-то на КНС в 5-ом микрорайоне была авария, и люди на несколько дней остались без воды. Пришлось ночью погружаться в городские нечистоты, чтобы зацепить и для чистки достать движок. Котлован был 12 метров.

— Какое было самое глубокое погружение?

— Вот в котлован с нечистотами и было. Оно было и самым тяжелым, потому что было страшное давление, по сравнению с водой оно было в несколько раз больше. Я спускался по лестнице, и каждые 20 сантиметров приходилось «продуваться». Для сравнения — в воде закладывает уши каждый метр. А тут чуть спущусь и уже заложило. И не было видимости, просто чернота. В воде мутно, но все же светло, есть хоть какие-то оттенки. После этого погружения я два часа не выходил из душа (смеется).

— У нас глубокие реки?

— Самый глубокий это Желаев­ский карьер. Там глубина может достигать 10 метров. Чаган и Деркул — метров по 5-6. На Урале за счет ям тоже есть глубокие места — до 10 метров.

— А карта водоемов с глубиной есть или приходится все выяснять на месте?

— Карты нет, каждый водолаз запоминает те водоемы, где у него были погружения, особенно, где стоячая вода.

Есть ли какое-то «проклятое» место, где постоянно тонут люди?

— Пару лет назад на Урале, в районе Стелы на диком пляже было очень многое случаев гибели в воде. Но мы не называем такие места проклятыми или нехорошими. Просто для себя отмечаем статистику.

— Искать тело утонувшего человека — это всегда стресс. Как Вы справляетесь с этими переживаниями?

— Человек может ко всему привыкнуть. Страх всегда только в начале. Несколько случаев и уже относишься более спокойно. Это наша работа. Когда стажёром приходишь сюда, тебя сначала отправляют в морг — проверить психическую устойчи­вость. Всякое может быть с человеком: кого-то тошнит, кто-то падает в обморок. Если проходишь этот тест, то обучение продолжается. Если нет — до свидания.

— Помните свое первое погружение?

— Помню первый спуск, как будто он был вчера. Это было зимой, на этой базе, спускал меня мой наставник. Не было ни страха, ни волнения. Только любопытство и интерес. А под водой было неудобно поначалу, я не понимал, как правильно дышать, откуда шел воздух. Это сейчас под водой я как рыба. А первый раз чувствовал себя, конечно, не в своей тарелке.

— А когда приходилось чувствовать страх или волнение?

— Когда искал первое тело, тогда пришло волнение. На тренировках ты ничего не испытываешь, оттачиваешь навыки, закрепляешь знания. А поиск утонувшего, тем более в первый раз, это ответственно. И самый страшный для всех водолазов — это момент обнаружения тела. Несмотря на то, что ты замотивиро­ван отработать выезд на сто процентов, найти тело человека, но в подкорке сознания зудит мысль об этой «встрече». Потом понимаешь — надо бояться живых, а не мертвых. Коллеги, естественно, поддерживали. Да в принципе на каждой смене напарники готовы выслушать и ободрить друг друга. Просто стараемся не принимать каждый случай близко к сердцу и не думать. Особенно, если приходится искать детей. Морально это самое сложное в нашей работе.

— А были случаи чудесного спасения?

— Конечно, и не раз. Как-то на лодке мы дежурили на пляже, где есть буйки, за которые нельзя переплывать, и пьяный мужчина зацепился за один из них и начал тонуть. Мы спасли его. В этом же месте тонула женщина и маленький ребенок, тоже вовремя успели вытащить их на берег, откачали, оказали первую медицинскую помощь до приезда Скорой помощи — они захлеб­нулись водой.

— Когда вырываешь человека из лап смерти, есть ощущение подвига?

— Это наша обязанность. Я лично не считаю себя героем, не считаю спасенные мной жизни, не горжусь этим. Просто такая работа.

— Что человек говорит после спасения?

— Все люди разные и реакции не похожи. Кто-то благодарит, кто-то смеется, другие плачут. Были случаи, когда человек просто разворачивался и молча уходил. Конечно, у всех шок! Это нормально.

— Приходится контактиро­вать с родственниками утонувшего?

— С род­ствен­никами — постоянно, приезжая на каждый вызов. Они до последнего верят в чудо. К сожалению, чудес в нашей жизни мало. Морально это выматывает — люди плачут, причитают, закатывают истерики, кричат. Мне разговаривать не приходится с людьми, с нами ездит психолог. Самый напряженный момент — взрыв, накал, не знаю, как объяснить, когда тело вытаскиваешь на берег. Все на­брасываются на погибшего, не дай Бог — это ребенок, это в сто раз хуже. Плач людей потом эхом стоит в ушах… Еще у родственников всегда присут­ствует паника. Даже видя тело, они не понимают, что человек умер, не верят своим глазам, просят откачать, твердят, что он жив.

— За какой промежуток времени человека можно спасти, откачать, даже если он захлебнулся водой?

— Пять минут, если за это время вы нашли человека, вытащили его на берег, то еще сможете откачать, вернуть к жизни. Более пяти минут — шансов практически нет.

— Какие самые частые причины трагедий на воде?

— У взрослых — алкогольное опьянение. У детей — не рассчитали своих сил. У них нет страха перед смертью или не развит инстинкт самосохранения. Многие дети не умеют плавать, из-за этого тоже случаются трагедии. Или дети остаются без присмотра на воде. Если вы приходите купаться, то внимательно следите за своим детьми.

— Вы помогаете Департа­менту полиции искать вещественные доказательства? Что приходилось искать?

— Не могу сказать, что полиция часто обращаться к нам за помощью, но в практике такие случаи есть. Мы как-то вытаскивали из воды сейф, который украли и избавились от него, выбросив в воду, искали ружья, пистолеты.

— А были погружения, скажем так, археологические, с целью поиска каких-то исторических предметов?

— У меня за семь лет работы водолазом такого не было. Но в наши обязанности входит очистка дна городских пляжей, и я находил цепочку и кольцо. Мои коллеги нашли старый клинок около памятника «Этих дней не смолкнет слава». Говорят, там когда-то очень давно был мост, и велись сражения.

— Как семья относится к Вашей профессии?

— Родные переживают. Наверное, еще из-за того, что в детстве у меня утонул родной брат. Ему было лет 6-7, он был старше меня. В семье было четверо сыновей. Но этот случай не сказался на выборе моей профессии, я не думал — вот из-за этой трагедии пойду в спасатели. Само как-то сложилось. Жена беспокоится, а дочка еще мала, ей всего полтора годика.

— Если не секрет, сколько получают водолазы?

— От 150 до 180 тысяч тенге, все зависит от стажа работы и класса.

— А на пенсию, во сколько лет выходите?

— Как и все — в 63. Хотя сейчас говорят, что будут какие-то изменения. Потому что физически тяжело погружаться, здоровье уже не позволяет, развивается гипертония. О каких погружениях вообще может идти речь?

— Гипертония — профессио­нальная болезнь водолазов?

— Можно и так сказать. Также страдает сердце из-за больших нагрузок. Бывают баротравмы уха, постоянно страдают нос и горло. У старшего поколения водолазов практически у всех высокое давление и проблемы с сердцем.

— Какие отношения складыва­ются в коллективе водолазов — рабочие или дружеские?

— Мы доверяем друг другу жизни. Ты своему коллеге вручаешь жизнь перед спуском, в виде сигнальной веревки, которой ты обмотан. И от этого человека зависит твоя без­опасность. Поэтому плохих отношений между нами нет, наоборот мы все дружим, общаемся семьями. У нас свое братство.

— У вас есть таланты, хобби, увлечения?

— Я кандидат в мастера спорта в гребле на байдарках, заниматься начал со школы. Люблю ездить на охоту.

— У вас все связанно с водой, спорт, профессия…

— Да, даже в армии я был в морской пехоте (смеется). Но я не выбирал профессию и спорт специально. Это, наверное, судьба.

— Вы постоянно проводите профилактические работы и беседы с населением. Как думаете, ситуация когда-нибудь изменится, люди поймут, что вода опасна?

— Наверное, тогда поймут, когда будем делать как в Китае — просто не спасать, если человек тонет. Тогда люди поймут, что за свою жизнь они сами несут ответственность.

— Уральцы если видят человека в беде — бегут на помощь. Было много случаев, когда парни, даже подростки спасали тонущих. Дадите практический совет, как лучше действовать в таких ситуациях, ведь тонущий может потянуть на дно своего спасителя?

— Ребята молодцы, это добровольные спасатели. Есть при спасении свои методы. Когда человек видит, что вы плывете его спасать, необходимо нырнуть и вынырнуть за его спиной, потому что, если подплыть спереди, он ухватится за вас и не отпустит. Или если он все же схватил вас, погрузитесь вместе с ним под воду, вы наберете воздух в легкие, а он нет, и когда ему не будет хватать кислорода, он сам вас отпустит. Иначе тонущий утащит вас за собой, это правда. И, конечно, необходима правильная транспортировка — самое главное, чтобы дыхательные пути были над водой. А основное правило поведения на воде — не лезь пьяным в воду. Не оставляй детей без присмотра. И не заплывайте за буйки — они не для красоты в воде находятся.