В редакцию «Н» обратились мамы двух девочек с кохлеарными имплантами, проходящих обучение в обычной школе. Мамы переживают, что их дети участвуют в затянувшемся неудачном эксперименте. А все дело в том, что, обретя статус «слышащих», они все еще остаются «непонимающими». Они считают, что перед тем, как внедрять детей после операции в обычную среду, им была необходима подготовка, которой, к сожалению, не было.
Мирослава ШОНАЛОВА
Нина Нестерова и Кымбат Насимуллина, мамы девочек, перенесших операцию кохлеарной имплантации (КИ – вживление электродных систем во внутреннее ухо с целью восстановления слухового ощущения – прим. автора), рассказывают, что их дети учатся в коррекционном классе в СОШ №3, где вместе с ними учится еще один ребенок. Сейчас с ребятами занимается учитель со спецподготовкой, но на следующий год, опасаются родители, такого учителя может уже и не быть. В ПМПК (психолого-медико-педагогической комиссии), в которой дети состоят на учете после КИ, настаивают, что обучение в коррекционном классе должно продолжаться. А мамы уверены – процесс обучения организован не должным образом.
До момента перевода в коррекционный класс дети учились в школе-интернат-комплексе для детей с нарушением слуха и речи. После проведённой операции статус «неслышащих» к ним перестал относиться, дети стали способны воспринимать звуковые сигналы, неречевые звучания и реагировать на них, однако они продолжают вести себя в быту, как глухие, опираясь на умения и навыки, сформированные ранее в условиях тяжелого нарушения слуха. Таким образом, дети, сразу попадая в среду слышащих сверстников, не могут их понимать, как если бы те говорили на другом языке.
— Нам говорят, что это дорогостоящая операция, государство вложилось в нас, и теперь мы должны оправдать вложенные средства, поэтому должны учиться в обычной школе. Но наши дети не готовы к этому, — говорит Кымбат Насимуллина. – Нас перевели в коррекционный класс во время карантина. В нем учатся всего три девочки с имплантами, и они абсолютно не разговаривают. У двух одноклассниц моей дочери операции были проведены раньше, и они сейчас только пытаются что-то сказать. До операций мы посещали ШГД (школа для детей с нарушением слуха), но после были вынуждены ее покинуть, так как теперь дети слышат, но не понимают речь. Все равно, что на другом языке с ними говорят. В школе нет специалистов, они просто прошли курсы, нет опыта работы с такими детьми.
По словам родителей, весь прошлый год они обивали пороги различных ведомств: отдел и управление образования, ПМПК, в которых им ясно давали понять – обучение их детей в их руках, а о переводе в ШГД (спецшкола -прим.автора) и речи быть не может.
— Мы хотим учиться в школе для детей с нарушением слуха, потому что там есть специалисты и есть элементарные условия для наших детей. По закону мы должны решать, где должны учиться наши дети, но нас не берут. Нас футболят от одной организации в другую, объясняя тем, что не они это решают, а другие, — возмущается Насимуллина.
Тем временем, по словам родителей, учителя в коррекционном классе прошли лишь онлайн-курсы, и это никак не помогает им объяснить предмет детям, не понимающим речь.
— Сейчас все основные предметы ведет один учитель. Есть еще учителя по казахскому и английскому. Но они не могут объяснить свой урок нашим детям, потому что дети не понимают обращенную речь. А дальше будут новые предметы, такие как история, география, биология, и пока учителя будут искать подход, если, конечно, будут, уйдет очень много времени. Это чудовищное отставание. Получается, наши дети участвуют в эксперименте, — говорит Нина Нестерова.
Больше всего родителей возмущает тот факт, что в обычную школу их перевели во время карантина. А так как в этот период нельзя было собираться всем вместе, консультации проводили по одному и уверяли, что все остальные родители согласились на перевод, таким образом вынудив подписать соглашение.
— Когда мы стали возмущаться, нам сказали, что это будет экспериментальный год, и, если у нас не получится, то нас вернут. Идея заключалась в том, что дети должны развиваться в разговаривающей среде. Но, опять-таки, к нашим детям никто не ходит, никто с ними не общается, они обучаются в отдельном крыле. Они нигде не выступают, даже если их займут, их никто не поймет. Так проходит год за годом, а они сидят в одном кабинете, — рассказывает Насимуллина.
Операцию кохлеарной имплантации дочери Кымбат Насимуллиной сделали в 2019 году, летом они ездили на реабилитацию. Там специалисты сказали, что ее ребенка переводить в общеобразовательную школу и даже в коррекционный класс еще рано. Сначала нужно научить ребенка понимать, а на это потребуется время.
— Мы общаемся с КИ по всему Казахстану, раз в год ездим на реабилитацию и разговариваем с людьми. По закону ПМПК ничего не решает, они рекомендуют. А у нас в Уральске решили за нас. Почему Казахстан один, закон один, а мы остаемся «белыми воронами»? – говорит Нина Нестерова.
По словам главного специалиста Управления образования ЗКО Шынар Бауетдиновой, одна из учениц коррекционного класса при СОШ №3 Нестерова состоит на учете в ПМПК после установки кохлеарного импланта (КИ). В 2020 году решением ПМПК ученицу направили на обучение в специальный класс, где дети могли получить развивающую коррекционную помощь. С ними занимаются опытный педагог-исследователь и педагог-мастер логопед. Кроме того, все учителя школы прошли курс повышения квалификации по инклюзии.
— Вопрос по обучению в 2023-2024 году будет решен по графику выездного расписания ПМПК, после повторного обследования ребенка в марте 2023 года. 26 января мама ребенка была у нас, сказала, что останется в СОШ №3, жалоб от нее не поступало. Сейчас они обучаются в начальных классах. Возможно, родители переживают, что в пятом классе сурдопедагог, который сейчас занимается с ними, уйдет. Она не уйдет, а продолжит работу с этими детьми. Все 34 учителя прошли инклюзивный курс повышения квалификации. Не думаю, что родителям стоит переживать, — отметил главный специалист Управления образования.
По словам спикера, в 2019 году стоимость кохлеарного импланта составляла около 3 млн тенге, и после проведения такой операции дети должны развиваться в среде, где есть общение. Родители не могут вернуть детей в школу-интернат-комплекс для детей с нарушением слуха и речи, потому что сами написали заявление об уходе. А в приказе №85 прописано, что слух, по нормативам, должен быть 90-80 децибел, тогда дети получают направление в специальную школу, а у детей после установки КИ уровень слуха – 70-75 Дб, и это, в свою очередь, нормальные нормативы.
На вопрос, а не должны ли дети после установки кохлеарного импланта год или два проучиться в школе-интернате для детей с нарушением слуха и речи, проходя определенную подготовку, спикер ответил утвердительно, при этом отметив, что заявление об уходе из школы родители уже написали. Могут ли родители снова написать заявление, чтобы вернуться в спецшколу, – возможно.
— Для этого у них должно быть решение сурдолога, в котором будет показана динамика слуха. Если есть нарушения речи, это также должно быть показано в анализах. Мы им рекомендовали пройти такое обследование, нужно, чтобы сурдолог указал, развивается ли речь у ребенка или нет. Нужно его заключение: речь не развивается, речь невнятная и так далее. Мы на это тоже смотрим. Но эти диагнозы нам никто не предоставлял, и, так как у нас нет этой выписки, мы не можем определить коррекционные задачи. Ежегодно прокуратура выполняет проверку исполнения приказа №385 Министра просвещения Республики Казахстан, в котором указывается, что дети, обучающиеся в специальной школе, должны иметь показатели потери слуха не ниже 80 — 90 децибел. Поэтому, если родители уверены, что их дети не готовы продолжать обучение в обычной школе, мы убедительно рекомендуем им обследовать ребенка на нарушение речи, — сказала спикер.
