В 2016 году произошло очень печальное, но вместе с тем знаковое событие: гидрологические службы зафиксировали, что от первоначальной акватории Аральского моря (до начала снижения его уровня в 1961 году) осталось ровно 10%. А политологи отметили, что никакого прогресса в решении водных проблем одного из крупнейших регионов планеты – Центральной Азии — не произошло. Скорее наоборот. Водный синдром продолжает серьёзно осложнять отношения между центральноазиатскими странами и в будущем может даже стать причиной военных конфликтов. Лишь Казахстан внес реальный вклад в решение такой проблемы, в особенности – аральской.
Спасительная плотина
Доводилось неоднократно писать на эту тему, но напомню вкратце суть дела. На кредит Всемирного банка наша страна успешно реализовала проект «Регулирование русла Сырдарьи и сохранение северной части Аральского моря». Русло этой реки, среднегодовой сток которой составляет 14 кубических километров в год (такой показатель у Урала равен 10,1 куб км), было в низовьях расчищено, и она вновь стала впадать в море.
При этом проектировщики использовали выгодную гидрографическую конфигурацию Северного Арала, где тогда сохранилась вода: полуостров Кокарал был соединен с восточным берегом моря дамбой, чтобы не допустить утечки воды в Южный Арал. Это позволило не только сохранить северную часть моря, но и начать поднимать ее уровень. Почти опустевшие берега Северного Арала ожили, сюда стали возвращаться люди, возродилось рыболовство. Побывавшие здесь в 2010 году представители Всемирного банка убедились, что проект блестяще реализован.
А что же наши соседи, в частности, Узбекистан? Ведь похожая ситуация сложилась в юго-западной части Арала, на узбекской территории: затерявшаяся в песках Амударья (среднегодовой сток – 37 кубокилометров) тоже не доходила до моря, его самой глубоководной западной части. На те же деньги Всемирного банка можно было реализовать проект под условным названием «Регулирование русла Амударьи и сохранение западной части Аральского моря». Если бы могучая Амударья стала доходить до него, наверняка удалось бы сохранить еще и Западный Арал! Увы, этого не случилось.
Похоже, властям Узбекистана, который переживал сильнейший кризис, было не до спасения Аральского моря. Но дело не только в позиции Узбекистана.
Фонд высыхания Арала
В Центральной Азии, кроме Всемирного банка, созданы и функционируют ряд национальных и региональных учреждений, например, Международный фонд спасения Арала, Межгосударственная координационная водохозяйственная комиссия Центральной Азии, а также Научно-информационный центр. Реализован и продолжает реализовываться ряд проектов, финансируемых международными донорами, такими как Швейцарское, Германское, Американское агентства международного развития, ООН, Азиатский банк развития, Евросоюз и т. д.
Создан ряд информационных ресурсов и баз данных. То есть финансовых средств и интеллектуальных ресурсов достаточно, чтобы эффективно решать водные проблемы региона. Вот что заметил по этому поводу ассоциированный научный сотрудник Лондонской школы восточных и африканских исследований (SOAS),историк и социолог Алишер Ильхамов:
«По состоянию на прошлый год, исчезло 90% его (Аральского моря – А.С.) водной поверхности. Спрашивается: а чем все последние десятилетия занимался Международный фонд спасения Арала (МФСА)? Ведь начинал он свою деятельность еще в то время (в 1993 г.), когда в Арале еще сохранялось 50% от былой водной поверхности. Продолжающееся усыхание Арала говорит только об импотентности этого межправительственного органа, призванного спасти Аральское море, но не справившегося с поставленной задачей. На практике мы видим прямо противоположное тому, для чего создавался фонд» («Central Asia Monitor», 2017 г, № 2).
При этом высыхание Арала произошло не по естественным, а по антропогенным причинам, в результате неразумной хозяйственной деятельности: забора в больших масштабах вод Амударьи и Сырдарьи на орошение хлопковых и рисовых полей. Получается, что фонд и его миссия были изначально обречены, поскольку Узбекистан и Туркменистан ничего не хотели менять в своей экономической политике, в частности, наладить рациональное водопользование.
Почти то же самое можно сказать и про другие институты. Ни один из их так и не состоялся с точки зрения заявленной миссии – главным образом потому, что уровень сотрудничества и взаимодействия между странами региона остается низким.
Причем не получается сотрудничества между двумя группами стран: тех, которые находятся в верховьях главных рек региона и не испытывают недостатка воды, и тех, которые находятся в низовьях основных водных артерий. К первой группе относится Киргизия и Таджикистан, значительная доля территорий которых находится в высокогорье, а ко второй – Казахстан (южные районы), Туркменистан и Узбекистан, отличающиеся засушливым климатом и значительной площадью степей и пустынь.
На Киргизию и Таджикистан приходится 85% годовой циркуляции воды рек и водоемов в Приаралье (район бассейнов рек Амударьи и Сырдарьи), а на остальные три страны – лишь 15%. В расчете на душу населения в первой группе стран производится 6 000 кубометров воды в год, а во второй – 304 кубометра, то есть в 23 раза меньше. Казалось бы, такое неравномерное распределение водных ресурсов диктует сотрудничество между двумя группами стран в целях более рационального распределения водных ресурсов.
Однако страны региона все более отдаляются друг от друга, ограничиваясь периодическими декларациями о сотрудничестве.
Рычаги давления
Наибольшая напряженность наблюдалась до недавнего времени между Узбекистаном, с одной стороны и Киргизией и Таджикистаном с другой.
Дело в том, что каждая из сторон обладает определенными преимуществами, позволяющими использовать их в качестве рычагов давления друг на друга, чем они и пользуются. Так, Узбекистан обладает запасами газа, в то время как Киргизия и Таджикистан не имеют достаточных запасов нефти и газа, чтобы обеспечить свои внутренние нужды. Этим Узбекистан часто пользовался в целях шантажа, частично из-за задержек оплаты, частично — по политическим причинам, а в последнее время – чтобы не допустить строительства и эксплуатации в этих странах крупных гидроэнергетических сооружений, которые, по мнению узбекского правительства, позволяет этим странам шантажировать Узбекистан путем регулирования стока воды в страны, находящиеся в низовьях Амударьи и Сырдарьи.
В ответ на газовый шантаж Узбекистана и желая развивать свой сектор энергетики, причем в расчете на экспорт электроэнергии, Таджикистан и Киргизия сделали ставку на строительство крупных гидроэлектростанций, которые требуют значительных инвестиций в строительство крупных водоемов и высоких дамб.
Киргизия продвигает два больших энергетически проекта на реке Нарын, спроектированных еще в советское время. Наиболее значимый из них – это Камбарата-1 с высотой дамбы в 275 метров. Второй проект – Камбарата-2 с высотой дамбы в 60 метров.
Особо горячий спор развернулся между Таджикистаном и Узбекистаном по поводу решения Душанбе разморозить и дать ход строительству Рогунской ГЭС, который тоже был разработан при СССР и начал реализовываться в 1986-м. Речь идет о возведении дамбы высотой 335 метров и установке шести гидроагрегатов.
Несмотря на трудности с привлечением инвестиций, президент Имомали Рахмон твердо намерен довести проект до конца, видя в нем путь к достижению энергетической независимости страны и повышению ее экспортного потенциала. Сразу после кончины Ислама Каримова. главного оппонента проекта, он дал команду начать возведение плотины Рогунской ГЭС.
При Каримове Узбекистан развернул широкую кампанию на региональном и международном уровнях против киргизского и таджикского проектов, особенно против последнего, чтобы не допустить строительства высоких дамб, которые позволят Киргизии и Таджикистану накапливать большое количество воды в водохранилищах на реках Нарын и Вахш, и тем самым, по его мнению, наносить ущерб подаче воды в мелиоративные сети страны в летний период.
Главный же аргумент узбекских властей заключался в высоком риске прорыва самой высокой в мире плотины, воздвигнутой, к тому же, в зоне высокой сейсмичности.
Московская «ностальгия»
Алишер Ильхамов обращает внимание на еще одно очень любопытное обстоятельство. В советское время со стороны Москвы осуществлялся тщательный надзор за соблюдением баланса в распределении энергетических ресурсов в масштабах региона, устанавливались график и квоты для спуска воды из водохранилищ, находящихся на территориях Киргизии и Таджикистана, а с другой – Узбекистан обеспечивал эти союзные республики газом.
А вот в постсоветское время каждая сторона стала тянуть одеяло на себя, нарушая тем самым ранее установленный баланс. Поставки газа соседям стали идти с перебоями, особенно зимой. В свою очередь, Таджикистан и Киргизия начали по максимуму спускать воду из своих водохранилищ в зимнее время для выработки дополнительной электроэнергии. Это стало приводить к затоплению населенных пунктов и переполнению водоемов на территории Узбекистана и южной части Казахстана. Как-то случился резкий подъем Сырдарьи в январе и ниже Кызылорды началось настоящее зимнее половодье… Разумеется, это вызвало недовольство казахстанской стороны.
Москва, конечно, сегодня не может выступить арбитром в хозяйственных спорах ныне суверенных стран. Для них «водный синдром» стал настоящим испытанием и чем быстрее он будет преодолен, тем лучше будет для всех стран региона. При этом надо помнить, что суверенитет заключается не в приверженности принципу «творю что хочу: земля моя…», а в том, чтобы распоряжаться своим правом собственности ответственно, принимая во внимание взаимосвязь и взаимозависимость интересов всех соседей по региону.
Александр СУЕТИН
