(Окончание. Начало в №№ 21 – 24)
Уезжала я из Одессы ранним утром. На перроне Сукачёв без конца хохмил, потом, обратившись к проводнице, изрек: – Вы уж проследите за ней – поэтов беречь надо. – Проводница оценивающе оглядела меня и заверила, что глаз с меня не спустит. В купе моими соседями оказались отец с сыном-подростком и молодой парень, который сразу же уткнулся в книгу. Так что в общей беседе он не участвовал. «Что за книга?» – спросила я. – Парень молча показал обложку. Это был роман Марио Пьюзо «Крестный отец» на украинском языке. На какой-то станции я вышла из вагона. Рядом со мной сразу же появился любитель книг про мафию. – Ты кто по национальности? – спросил он. – Русская, – ответила я, не понимая смысла вопроса. – А почему ты с ними разговариваешь? – спросил парень. – А почему я с ними не могу разговаривать? – Так они ж евреи. – Ну и что? – Странная ты, – презрительно ответил читатель «Крестного отца». Больше за весь путь мы не сказали друг другу ни слова. Но перед отцом и сыном я чувствовала какую-то виноватость, нарочито громко и без умолку болтала. С таким оголтелым антисемитизмом я встретилась впервые. И порадовалась, что в моем краю никогда не спрашивают у собеседника, какой он национальности…
За свою жизнь я печаталась во многих изданиях: и союзных, и московских, и региональных. На старости лет, по выражению Тамары Шабарениной, «мы впали в «Юность», – наши стихи были опубликованы в совместном российско-казахстанском номере этого журнала. Но среди всех публикаций есть одна, которой особенно горжусь. Как уже говорила, Батя писем не любил. И вдруг в начале 89-го года достаю из почтового ящика толстенный конверт. В нем газета и маленькая записочка: «Всего сутки стоим в Одессе. Поэтому – коротко. Подумалось мне когда-то, что неплохо бы побороздить моря-океаны на белом пароходе редактором судовой многотиражки. И вот сбылась хрустальная мечта старого питерского казаха из Одессы, и я уже год борозжу эти самые океаны. Сначала на «Леониде Собинове», а теперь вот на «Шота Руставели». Впечатлений – масса. Побывал уже на Кубе и в Анголе, в семи портах Средиземного моря. Видел Рим и египетские пирамиды. Подробнее напишу потом, а сейчас очень спешу: через час начинается пограничный досмотр. А это – два номера нашей газеты. Читай. Целую. Батя». В одной из них была подборка моих стихов с предисловием Сукачева. Он и тут остался одесситом, сообщив читателям, что я «писать начала в раннем детстве, печататься – в поздней молодости». (Наврал! Первая моя подборка в «Просторе» появилась, когда мне исполнилось 19 лет). А в 90-ом мы приехали в Одессу с сыном. Впервые сев в трамвай, глядя за окно Сева на весь вагон произнес: – Сколько тут машин! Как в Париже! – Ну да, сынок, – согласилась я, – мы ведь только позавчера оттуда! А когда, оказавшись в море, нечаянно хлебнув соленой воды, с тревогой спросил: – У меня язык не черный? – А почему он у тебя должен быть черным? – Так море же – Черное!.. Второй мой приезд был полностью подчинен сыну, для которого главными были пляж и картинг. Но у Сукачевых мы все-таки несколько раз побывали. – Який гарнесенький хлопчик! – почти пропела тетя Катя, обнимая Севу. Батя по-прежнему бороздил моря-океаны, его комната была заставлена заморскими сувенирами, на стенах висели африканские маски. Тетя Катя чувствовала себя экскурсоводом, рассказывая о каждой вещице, привезенной сыном. А за окном бушевали перестройка и разгул демократии. До развала Советского Союза оставалось чуть больше года…
С того самого дня, когда над Крещатиком поднялись черные клубы от горящих покрышек, а по улицам Киева прошагала толпа молодчиков под знаменами с фашисткой символикой, Украина стала моей непреходящей болью и тревогой. И я решила написать о земле, которая уберегла моего отца, защитила его детство, и которую потом защитил он от фашизма в Великую Отечественную войну. Нам, первому послевоенному поколению, всегда казалось, что гражданам страны, понесшей самые большие потери, оплакавшей тридцать миллионов (!) загубленных человеческих жизней, навсегда, на все грядущие времена сделана прививка против нацизма. Ведь не зря же самым оскорбительным словом в ребячьих ссорах для нас было «фашист». Думалось, что наша Победа – тот самый надежный нравственный скреп, который охранит нас от ненависти, от деления людей на «высших» и «низших». Что же с нами случилось, если сейчас Георгиевская ленточка – символ солдатской славы как черная метка для главарей майдана! А ведь кстати напомнить, что первым Героем Советского Союза в Великой Отечественной войне стал Николай Гастелло, судя по фамилии, – украинец. И какими фарисейскими кажутся сейчас слова руководителя одной очень независимой газеты, оставившей на своем сайте слезливую фразу о «зажженной в интернете свече» (фраза-то какая безграмотная!) в память о «небесной сотне» майдана. Интересно, оплакала ли ее газета жителей Одессы, Мариуполя, Славянска? Конечно, любая человеческая жизнь бесценна, и горе матери, потерявшей своего сына в братоубийственной войне, независимо от того, на чьей стороне находился он, невозможно измерить и облегчить. И безумно жалко этих юнцов, на чьих рукавах красуются повязки «правого сектора», кто, смеясь, вставляет фитили в бутылки с зажигательной смесью, которые потом полетят в окна одесского Дома профсоюза. Жалко их поколение, оболваненное, потерянное, выросшее без идеалов. Политики слукавили, объявив, что теперь страна отказывается от идеологии. Не бывает такой страны! На смену государственной, где незыблемыми были патриотизм, традиционные ценности народа, пришла идеология наживы, вседозволенности и криминалитета. Ну-ка, вспомните, какие песни популярны среди молодежи? О бриллиантах – лучших друзьях девушек? А культовый фильм перестройки о главаре бандитов Саше Белом «Бригада»? А сериалы о Япончике и Соньке-золотой ручке, снятые с такой любовью, что им, по сути, ворам, зритель поневоле симпатизировал? «Пиплсхавает»! И «пиплхавал». И то, чем всегда сильна была наша страна, молодые недоумки, видимо, упиваясь собственной смелостью, предав родину и родителей (однокорневые слова, между прочим) назвали «прошлятиной». Когда смотришь на толпу украинских ребятишек, радостно скандирующих: «Кто не скачет, тот москаль», – становится страшно. Но когда видишь объявления олигарха Коломойского, обещающего несколько тысяч долларов «за голову москаля», когда слышишь русофобские заявления журналиста Савика Шустера, хочется их спросить: «Неужели, господа, ваша память столь коротка, что вы забыли про Бабий яр и Освенцим, что только благодаря ненавистным вам «москалям», а точнее, многонациональной советской армии, в рядах которой сражались и украинцы, среди них – двенадцать тысяч Героев Советского Союза, евреи сохранились как народ?» Или они, действительно, думают, что спонсируемые ими Ярош и Тягнибок, обещающие «утопить москалей в жидовской крови», в случае победы (не дай Бог!) раскроют им свои объятья? Или «деньги не пахнут», как уверял римский император Тит Флавий Веспасиан? Да нет, пахнут. Сейчас они пахнут кровью мирных жителей юго-востока Украины.
