«Надежду» пригласили посмотреть, как развивают бизнес в Уральской колонии строгого режима и узнать, что думают об этом сами «зеки». Пластиковые окна, двери, кованые беседки, мебель, посуда, спецодежда – в творчестве осужденных на десятки лет за особо тяжкие преступления, здесь не ограничивают. Но не все из них выбирают работу и помощь своим семьям. Зачем нужен бизнес в колониях заключенным, предпринимателям и государству – в репортаже «Надежды».
Акмарал ШАЯХМЕТОВА
Спасение от мрака
Учреждение максимальной безопасности РУ–170/3 открыто в Уральске в 2016 году. Расположена тюрьма на отдаленной улице – Актюбинская, в районе «Мясокомбинат». Новое здание за высоким забором и колючей проволокой, разительно выделяется на фоне старых мясокомбинатских частных домов. Здесь отбывают наказание 670 мужчин, совершивших преступления, говоря языком уголовного кодекса «особо тяжкой категории». Убийство, изнасилование, педофилия, торговля наркотиками, разбой – далеко не полный перечень проступков, за которые были наказаны те, кто оказался в РУ –170/3.
Мы проходим через КПП учреждения: долгий и тщательный осмотр сумок, проверка металлоискателем, требование снять сдать в камеру хранения все ювелирные украшения и вот мы на территории зоны.
До тех пор, пока мы не прошли на промышленную базу, тюрьма не кажется нам чем–то удивительным – это именно та тюрьма, которую показывают в фильмах и в сухих судебных репортажах. Одетые в одинаковые спецовки, заключенные небольшими отрядами гуляют бдительным присмотром конвоира и в пределах площадки, огражденной проволокой. На двухэтажной вышке – конвоиры с автоматами, вокруг глухие стены с проволокой. Мрачная атмосфера.
В конце двора колонии – отдушина, луч света в темном царстве, спасение от гнета мыслей и тяжести совершенных преступлений. Там промышленная зона. Снующие туда–сюда мужики с трубами и строительным инструментарием, бодро перекрикивающиеся между собой, звуки болгарки и дрели создают ощущение заводского цеха металлоизделий. Контраст потрясающий – здесь шумно, весело, работа кипит и спорится. Угнетающая картина только что увиденной классической колонии, тут же забыта.
Полковник юстиции Нияз Рыспаев занимает должность заместителя начальника департамента уголовно–исполнительной системы. Он рассказывает нам о нынешнем положении дел. В колонии содержатся 670 заключенных, 200 из них работают, 50 человек заняты на работе для самого учреждения: пекут хлеб, готовят еду, шьют спецовки, убираются, работают в санчасти, в библиотеке, словом, обслуживают нужды заключенных. 150 человек работают на бизнесменов, которые открыли на территории колонии свои цеха.
«У нас шесть цехов – сварочный, деревянный, кузнечный, швейный, стекольный и пластиковый. Заключенные изготавливают товары различной сложности – от национальной деревянной посуды, сувенирных шахмат и сундуков, до больших кованых беседок, мангалов различной сложности и детских игровых площадок», – рассказывает Султан Сахметов.
Не помнить бы прошлого
Денис Донсков родом из села Трекино, до тюрьмы дела у него шли хорошо: работал вахтовым методом на нефтегазовых месторождениях, вместе с супругой воспитывал дочь, в конце десятых уехал в Пензенскую область, открыл свой столярный цех и преуспевал в бизнесе. Мы нашли его в кузнечно–сварочном цеху, где Денис работал над урной. Не отрываясь от работы, мужчина рассказывает нам свою историю.
«Я убил своего партнера по бизнесу. Был полностью трезвый, но у меня был срыв…, нервное перенапряжение. В 2012 году российский суд дал мне 15 лет тюрьмы. В 2016 году я попросил перевода в Уральск, как раз тогда здесь и открылось это учреждение. Жена ушла. Я ее не осуждаю – слишком долго пришлось бы ждать меня. Но я женился второй раз, жизнь продолжается. Моя новая супруга приходит ко мне на свидания раз в два месяца, ждет, когда я выйду на свободу. И я жду», – рассказывает заключенный.
По словам Дениса, к воле он готовится основательно – осваивает все новые виды профессий.
«У меня нет больше права на ошибку, мне нужно четко знать, что я буду делать, когда окажусь на воле. Собственно поэтому, здесь пробую, экспериментирую, учусь чему–то новому. Работаю в цехе металлоизделий. Делаю кованые беседки для частных домов, мангалы, печки, разные бытовые изделия – совки, кочерги. Если подворачиваются другие заказы – работаю по ним. В период пандемии один предприниматель получил госзаказ и мы шили маски, халаты, защитные костюмы. Времени свободного фактически нет: утром зарядка, завтрак, потом работа и ужин. До отбоя есть немного личного времени, в это время я рисую эскизы будущих работ. Работать я люблю, мне некогда крутить в голове негативные мысли, вспоминать прошлое или думать о будущем», – заключает Денис.
Осужденный на 18 лет за изнасилование Игорь Никонов из Актобе перевелся в РУ –170/3 специально. Говорит: здесь работа есть. Сидел на Эмбе (Актобе), потом в Мангышлаке (Актау), работал сантехником, но работы было мало, а срок долгий – когда ничем не занимаешься, дни тянутся мучительно долго.
«Моя вторая жена написала на меня заявление об изнасиловании после того, как я сказал ей, что ухожу от нее. В течение пяти лет я пачками писал заявления и жалобы на пересмотр моего дела, на шестой год – смирился. Если судьба решила, что мне лучше сидеть – так тому и быть. В тюрьме я женился в третий раз, на женщине, с которой давно был знаком. На свободе меня ждет она, моя третья супруга и двое детей от первого брака. Был еще сын, от рождения больной ДЦП, но он умер, пока я сидел. Здесь я работаю на кройке металла, делаю, в основном, двери. Если есть еще работа, дополнительно берусь и за нее. В тюрьме меня многому научили в плане профессионального роста, хотя что–то я умел и до этого. Когда работаешь – день идет за два, настроение повышается, это помогает в тюрьме. Вообще, главное в тюрьме, я считаю, сохранить спокойствие. Я и молодым советую: не надо жить в ожидании условно–досрочного, пересуда или кассаций. Надо жить сегодняшним днем. Неизвестно, кто и когда отсюда выйдет, но жизнь–то продолжается, и надо проживать день за днем со смыслом, а то впадешь в уныние», – рассуждает заключенный.
Никонов считает: не важно, что ты совершил в прошлом, главное продолжать оставаться полезным.
«Кто–то из осужденных говорит, что им не важно, сколько они зарабатывают, а мне важно, – говорит Игорь, обрабатывая в ходе разговора края металлической двери. – Зарабатывал здесь в разное время разные деньги – в среднем от 30 до 50 тысяч тенге. Это нормально. Учитывая, что мне самому, кроме сигарет ничего не надо. Едой, одеждой, гигиеническими принадлежностями мы здесь обеспечены. Деньги я отсылаю жене и детям – надо им помогать. Кто–то из осужденных этими деньгами рассчитывается по гражданским искам. Моя бывшая мне материального иска не предъявляла».
Как бизнесу на зоне?
Айнур Мустаева – директор ИП «Деревянные изделия» в апреле прошлого года увидела объявление в газете о том, что на территории колонии можно открыть свое дело, при условии трудоустройства заключенных. Предпринимательница решила попробовать открыть бизнес в колонии и не пожалела.
«Мы делаем национальную посуду, деревянную мебель, разные сувениры. У меня работают 25 заключенных. Говорить о прибыли пока рано – карантин дает о себе знать, люди стали меньше тратить денег. Но мы держимся на плаву, и это радует. Когда мы открылись, то потратили средства на закуп оборудования, регулярно тратимся на материалы–исходники, на коммунальные платежи и зарплату работникам. Но материальных потерь, все же, значительно меньше – за аренду помещения ничего не платим. Да и проблем с рабочими не возникает. Если в обычных условиях рабочий может, к примеру, не выйти на работу или запить, то работая с заключенными, у нас таких проблем, понятно, не возникает. Нет текучести кадров, ведь у многих большие сроки. А то бывает, вложишь в человека, обучишь всему, а он потом увольняется», – перечислила преимущества бизнеса на зоне предприниматель.
Полковник Нияз Рыспаев, со словами предпринимательницы согласен: от того, что заключенные при деле, хорошо всем – и бизнесменам, и сотрудникам колонии и государству и, прежде всего, самим заключенным. Те, кто работает в колонии, живут одним отрядом – так легче выводить их на рабочие места.
«Работающие заключенные сильно отличаются от тех, кто сидит в тюрьме без дела. Неработающий контингент выражает злобу на несправедливость, портит госимущество. К примеру, придет заключенному отрицательный ответ на апелляцию или он узнает, что от него жена ушла – начинает злиться, кричит, бьет по стенам, по дверям, пытается камеры видеонаблюдения разбить. У тех, кто работает нет времени на негатив. Они стараются самосовершенствоваться. Одни заработанным делятся с родными, другие выплачивают моральный ущерб по гражданским искам потерпевших», – говорит полковник Рыспаев.
Спасательный труд
Идея создания рабочих мест в колонии появилась несколько лет назад. Суть в том, чтобы до выхода на свободу осужденные рассчитались с долгами – и перед государством, и перед потерпевшими, объясняет он. Кроме того, остается и главная цель заключения – чтобы осужденные исправлялись. А труд, как известно, человеком всех делает и облагораживает.
«Вот выходит он из мест не столь отдаленных на свободу и испытывает сложности с адаптацией. Если отвернулись близкие, негде жить, нет работы. В таких условиях человек теряется, совершает повторно преступление и опять – за решетку. Пробационный контроль сейчас помогает – людей отправляют временно жить в Центры социальной адаптации, с ними работают психологи. Наша задача – дать заключенному умения и навыки, при которых он потом не пропадет и свободно найдет себе работу», – объясняет Рыспаев.
РУ–170/3 готовы принимать на своей территории новых бизнесменов, говорит замначальника ДУИС, полковник Рыспаев. Возможности для открытия бизнеса есть и на территории других закрытых учреждений. Предприниматель оплачивает только коммунальные платежи и зарплату рабочим. Помещение на территории колонии отдают в доверительное управление бесплатно. Минимальная заработная плата – 50% от общеустановленной (42,500) по Казахстану.
«В колонии строгого режима промышленная зона не была предусмотрена, тем не менее, мы отдали предпринимателям один барак и территорию, где они построили мини–цеха. В РУ–170/2 (колония общего режима – ред.) есть готовая промышленная зона – с ангарами и цехами, там можно создавать хоть самолеты. Там тоже ждут предприниматели – чтобы трудоустраивали наших заключенных. Сейчас в РУ–170/2 пока работает только РГП «Енбек– Батыс». Они производят скамейки, урны и другие товары для благоустройства города», – говорит Нияз Рыспаев.
Приходите, будем рады!
Хотя заключенные и убеждают, что на зоне не так важны деньги, как сам процесс работы, но от лишнего заработка тут не отказываются.
«Зарабатываю я не так много. Около 30 тысяч тенге после вычета налогов, медстраховки и пенсионных отчислений. Деньги отправляю маме пенсионерке, часть трачу на себя, покупаю в магазине при колонии чай, сладости. Моя зарплата зависит от объема, а объем – от количества заказов моих работодателей и от цены изделия. Уральск – небогатый город. Одну кованую беседку можно продать тысяч за 150 – их берут хозяева частных домов и коттеджей. Часть этих денег покрывает расходы предпринимателя на материал, часть – мой процент за сделанную работу. Если бы в тюрьме было бы больше предпринимателей, которые не побоялись бы открыть здесь бизнес, возможно, мы зарабатывали бы больше. Вы через вашу газету к нашим бизнесменам: приходите работать к нам, у нас парни – трудяги, и дисциплина есть», – поддержал тему осужденный Денис Донсков, когда мы, завершая тюремную фотосессию, собирались покидать территорию колонии.
Честно говоря, оптимизмом, что будущее у этих людей может быть гораздо лучше традиционного сценария, прониклись и мы – слушая заключенных и видя, как кипит работа в частных цехах. Выход всегда есть.
