Известный казахстанский эксперт предлагает свой ответ на часто звучащий сегодня вопрос: кому выгоден коронавирус?
Переболеть коронавирусом в изоляции у Китая не получилось – слишком тесно страна вписана в мировую торговую сеть. Какое влияние ситуация с массовыми заражениями в Китае может оказать на казахстанскую экономику и кто получит дивиденды от этой беды? С такими вопросами «Н» обратилась к известному казахстанскому экономисту Петру СВОИКУ.
Галина КАРЕНСКИХ
Напомним: хотя поездки в КНР из Казахстана приостановлены, ограничение ввоза и вывоза товаров из-за коронавируса пока не было. Казахстанское правительство не принимало радикальных мер в торговых взаимоотношениях с Китаем. При этом ситуация с каждым днем усугубляется, и исключать, что события будут развиваться по худшему экономическому сценарию, не стоит. Известно, что из-за вспышки коронавируса пострадали туристические компании – они теряют прибыль из-за резкого снижения продаж путевок в эту страну.
Экономические последствия эпидемии также ощущаются на транспортной сфере, розничной торговле, на ресторанном и гостиничном бизнесе. Ведь Китай является одним из главных торговых партнеров Казахстана. Плюс к тому — согласно сводкам Bloomberg, нефть упала до годового минимума. Китай, являясь крупнейшим в мире импортером, сократил ее потребление на 20%. На 7% упали цены на металлы, которые используются в промышленности. При этом китайский фондовый рынок рухнул, курс юаня резко снизился. Становится понятно: экономики начинают буксовать, а развивающиеся страны — беднеть.
«Сейчас все труднее поддерживать многолетний разрыв между слабеющей экономикой и раздутыми ценами активов. Мировая экономика и рынки подходят к развилке», — цитируем слова в FT экономиста Мохамед эль-Эриана, работавшего на руководящих должностях в МВФ и в администрации Барака Обамы, а также в инвестфонде Pimco и страховой компании Allianz (www.bbc.com).
— Петр Владимирович, с экономической точки зрения так ли страшен коронавирус, как его малюют?
— Думаю, коронавирус — лишь повод. А события после него могут развиваться самые разные. Хорошо, что медицинский масштаб невелик, но экономические и геополитические последствия уже очень велики. И, видимо, эти последствия будут расширяться. И, кстати сказать, думаю, неслучайно, весь коронавирусный шум появился сразу после того, как вроде бы мирно закончился первый этап переговоров между США и Китаем о торговой войне. Они подписали соглашение по первому этапу, а тут на тебе – коронавирус.
— А что происходит на самом деле?
— Происходит фрагментация (процесс дробления чего-либо на множество мелких разрозненных фрагментов, — авт.) однополярного мира, и это делают американцы. Понимая, что глобальная однополярность, которой они заведуют — это, прежде всего, универсальный рост доллара. А он накопил такие гигантские долги, что единственный выход в этом случае — более или менее управляемо все грохнуть. А потом уйти к себе спокойно в Америку и жить уже своей государственностью, своей денежной системой и не нести ответственность за этот гигантский мыльный пузырь. Для этого и появился Трамп, он для этого призван. А какие он поводы будет использовать: коронавирус или еще что-то, можно будет еще десять раз придумать.
— Насколько серьезно и как именно это дробление может изменить мировую экономику?
— Это означает, что через небольшое количество лет не будет глобальной торговли в тех форматах, в которых она существует сегодня. Не будет ВТО (Всемирной торговой организации, — авт.) и МВФ (Международного валютного фонда, — авт.), а будут некие страновые и межстрановые блоки, в рамках которых государства будут договариваться между собой о новых формах торговых отношений. Глобальным останется только интернет и туризм, но экономики глобальной уже не будет.
— Как это отразится на нашей стране?
— Сейчас мы переходим из пока что суверенного (хотя на самом деле не суверенного, потому что никаким реальным суверенитетом внешним в отношении тех рынков, на которых работаем, мы не обладаем) в Евразийский формат. Это, конечно, уже происходит, но в большей степени все еще впереди. Заметим: пока мы – еще многовекторная колония Европы, Китая и немножко всего остального мира. А с точки зрения торговых отношений с Россией — их торговая провинция. У нас громаднейший дефицит торгового сальдо с Россией: примерно, 7,5 млрд долларов США минуса. На казахстанский рынок работает промышленность Поволжья, Урала и Зауралья. Все сюда сбрасывается, в том числе и неликвид.
— Если говорить простыми словами — нас все доят?
— Именно. Европейцы — через поставки туда сырья и через иностранные инвестиции, в основном европейские, со стороны России – через поставки товаров. Из этого положения нам надо выпутываться. Единственный выход – переходить в евразийский формат. Потому, что нынешняя экономическая модель притапливается. Ведь отдали иностранцам основные природные богатства Казахстана не от хорошей жизни. Тогда это было необходимо. Наша экономика лишилась своего собственного кредитного инвестиционного потенциала, потому что такие условия очень жестко тогда диктовал МВФ. И вся эта, хотя и отданная иностранцам экономика, по-прежнему находится в родственных отношениях с прежней властью. А нынешней власти, думаю, бесполезно входить в эту проблемную ситуацию. Нужно аккуратно держаться в стороне и искать какую-то другую точку опоры. А именно — не сырьевую, а внутреннюю экономику Казахстана. Внутренняя экономика свои проблемы должна решать за счет кооперации с Россией. Вот так по-хорошему должно быть.
— То есть повторяем заученный урок: нужно искать источники собственного развития.
— Конечно. Посудите сами: три четверти цветных дешевых металлов идет в Европу. Три четверти импорта – это то, что завозят экспортеры. И импорт не для того, чтобы заполнять полки наших магазинов, а для того, чтобы продолжать экспорт. То есть три четверти валюты, которую Казахстан тратит на импорт, он тратит для иностранцев, которые добывают нефть и ее вывозят. Три четверти всех инвестиций в экономику Казахстана – это иностранные инвестиции. А мы знаем, во что вкладываются иностранцы. И не потому, что они злодеи и желают нам гибели, вовсе нет. Они чисто по-коммерчески отбивают свой интерес. Им чем Казахстан интересен? Тем, что тут есть нефть, черные и цветные металлы. Они туда и инвестируют. То есть экономика Казахстана, по крайней мере, на две трети она как бы казахская, потому что находится на территории Казахстана, но на самом деле — чужая. Две трети экономики Казахстана – это экономика Европы, Китая, Америки и чуть-чуть России. Собственно Казахстану достается в лучшем случае одна треть от этой экономики.
— И как при таком раскладе изловчиться?
— Мы должны, стоя на одной трети, пытаться эту треть расширять, аккуратно давя на те, другие трети, чтобы они больше делились. А для этого нам надо и крышу другую, потому что сам Казахстан в этом своем формате никаким образом не может давить на иностранные добывающие компании. Вот уральцы и уральские компании могут хоть как-то повлиять на Карачаганакский консорциум? Абсолютно нет, хотя он находится в Казахстане. Для того, чтобы с Карачаганакским консорциумом договориться на равных, города Нур-Султан со всем его правительством и парламентом совершенно недостаточно. Консорциум главнее города Нур-Султан. Значит, надо под это дело подводить какую-то более серьезную геополитическую крышу.
— Кто мог бы выступить в роли этой самой крыши, чтобы решать вопросы с Карачаганакским консорциумом на равных?
— Почти вся нефтянка Казахстана гонит сырье по российским трубопроводам и по российским железным дорогам за рубеж. Но пока Россия никаким образом не пытается воздействовать на Казахстан, она очень благоразумно дружит, и Казахстан делает то же самое. Но для того, чтобы все-таки устроить более выгодное перераспределение ресурсов, чтобы все-таки меньше уходило и больше откладывалось здесь, нужна более серьезная, чем чисто суверенная казахстанская крыша. Мы, конечно, не должны просить Москву, мол, защитите нас. А сказать: «Давайте сделаем совместные органы власти и управления, союзный парламент и союзное правительство на паритетных основах». Все это должно иметь только чисто необходимую нам компетенцию и не выходить за нее. Хотя там мы еще, конечно, готовы и белорусов встретить с распростертыми объятиями в таких же равных пропорциях и только в рамках наших совместных интересов. А все, что мы можем решать без россиян, должны решать самостоятельно.
— И, по-вашему, будет понимание такое?
— Скорее всего, нет. И, скорее всего, за нас будут решать. А мы будем потом горевать, переживать, возмущаться. Либо нам придется оставаться в таком виде как сейчас, когда доят все при том, что молочка-то нефтяного уже поменьше, чем раньше, либо смотреть наперед и проявлять инициативу.
