Когда беседуешь с фронтовиками, не устаёшь поражаться, как же умеют ценить жизнь эти люди. В них нет ни зависти, ни злости. Искренность, добродушие и человечность сразу же заполняют пространство вокруг. Другое поколение, другие жизненные ориентиры и ценности.
Один из таких героев друг и постоянный читатель «Н» – Хамза Абдрахманович САФИН. В сентябре этого года он отпразднует свой 89-летний день рождения. Накануне Дня Победы ветеран рассуждает о жизни и вспоминает о былом с присущей ему доброй улыбкой. А наш разговор на вполне серьёзную тему – о войне и о том, что пришлось испытать 17-летнему мальчишке из Уральска, мечтавшему освободить Родину от вражеского захватчика.
— Просыпаешься и благодаришь Бога, хоть и атеист, за то, что пришёл новый день. А как иначе? — начинает разговор Хамза Абдрахманович, отвечая на наш дежурный вопрос о том, как идут его дела. — Да и в быту обходимся самым простым. Меня абсолютно не интересует, на какой машине ездит мой сосед. Если это есть у меня, значит, хорошо, а нет – и не надо…
«Такое не забывается»
— А день Победы помните, как встретили?
— Такое не забывается. За 10 дней до окончания войны я попал в госпиталь… До этого помню, как в 1945-ом приехали в город Великие Луки. Зрелище жуткое. Он был полностью сожжён. От двухэтажных домов остались огромные печи, а целые кварталы съело огненное пламя… Потом вступили в Латвию. На подступах к Риге меня ранило в голову осколками кирпичей от разрушенной снарядом стены дома. В общем, попал я в санроту. Там ребята в шутку меня прозвали Гиппократом, потому что повязка, которую мне наложили, так и называлась шапочкой Гиппократа. А 29 апреля 1945 года мы уже шли по Германии. И вновь ранение. Когда бежали в атаку, из окопа немец бросил гранату. Хорошо, что я успел увернуться и прикрыть голову руками. Осколками ранило руку, а стеганую фуфайку порезало так, что вся вата из неё торчала наружу. Вот так накануне Победы вновь попал в госпиталь. Крупные осколки врачи достали, а вот мелкие на тыльной стороне ладони и поныне «гуляют» под кожей. Утром 8 мая поднялась стрельба за окном госпиталя. Раненые подумали, что немцы прорвались, выскочили, а там уже все кричат: «Ура!». Помню, что под стеной сидел солдат из Кемеровской области по фамилии Лялин. Так вот от радости он заревел белугой. Я подошёл к нему, взял его винтовку и выпустил все патроны в воздух в честь Победы!
— Вы были ещё совсем молодым, когда началась война. Ушли добровольцем на фронт. Тот чёрный день начала войны тоже не выбросишь из памяти…
— В 1941-ом мне не было ещё и 16 лет. Тогда предвоенное напряжение чувствовалось даже в воздухе. О том, что будет война, говорили старики. Мы часто бегали на речку, что в районе железнодорожного моста. Так вот видели, как с начала 1941 года стали проходить военные составы. Тогда Гитлер уже захватил Европу… К тому времени я успел закончить восемь классов школы №13 в Затоне им. Чапаева. Нас готовили к выпускному вечеру, который должен был проходить в новом Доме культуры, построенном на берегу Урала. Но табель успеваемости так и не получил. Утром 22 июня чёрный репродуктор на столбе объявил, что началась война. Об этом я узнал от отца, который и сообщил всем домочадцам нерадостную весть.
— Испугались или в силу молодости не осознали, насколько это было страшное известие?
— Мы тогда думали, насмотревшись патриотических фильмов, что вот пойдём на фронт и всё исправим. У нас была такая бравада. Но до фронта я успел поработать в тылу. В семье нас было трое. Я – самый старший. После того, как отца забрали на фронт 27 июня 1941 года, мама устроилась на работу на овчинно-шубный завод. Меня потом тоже позвали в механический цех слесарем. Через некоторое время перевели в кочегарку следить за паровым отоплением. Там котлы, водомеры. Но у меня за плечами восемь классов образования, вроде как уже и грамотный, физику немного знаю, значит, справлюсь. В 16 лет назначили машинистом заводской электростанции, обеспечивающей электроэнергией завод и весь рабочий посёлок. Сейчас даже вспоминать об этом боюсь. Как это меня взяли? Ведь это была огромная ответственность. В случае неполадок паровая машина давлением в 15 атмосфер могла взорваться и снести ползавода, не говоря уже обо мне…
«В тылу не пропадать…»
— На фронт, наверное, рвались?
— Конечно. Кровь кипела в жилах, не терпелось взять в руки оружие и – в бой. Обстановка к этому подталкивала. 1942 год. Немцы в Сталинграде. В обеденный перерыв в цеху на заводе обычно читали газеты. И тут один старый вояка как-то сказал: «Если немцы перейдут Волгу, через три дня они будут в Уральске. От Волги до Урала голая степь, преград на пути нет». Помню, как нас это встревожило. В городе светомаскировка. Вагоны с ранеными всё чаще поступают… В сентябре 1942-го мне исполнилось 17 лет, а в ноябре в горкоме комсомола предложили добровольцем пойти на войну. Я двумя руками «за». Попал в Рижское военно-пехотное училище, эвакуированное в Башкирию. Шесть месяцев там готовили на офицеров. В мае, присвоив сержанта, стали отправлять на фронт.
