22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Минуло 75 лет, но память об этом жива в памяти народной.
После семи десятков лет со дня Великой Победы, для ветеранов каждый год – юбилеем. Каждое утро – победой. Не для всех, – тают ветеранские ряды. Буйные всходы непуганых курсов «соросов» сдают экзамен: баламутят город.
«Бессмертных полков» никто не заказывал, не накачивал новейшей технологией обучения, не крепил идеологию «носителями» английского языка. Потому как бессмертные полки – это родные лица, Победа и память; дух, наследие, щит. Поднимают их люди над собой, несут как знамя. Может, это и есть та, единственная уже, добрая сила, которая упасет мир? Прошли по земному шару 39 «Бессмертных полков» плюс наш, казахстанский, «полк Победы»!
В фойе Казахского драмтеатра на атласных мольбертах разместился графический «Бессмертный полк» Вячеслава ТИХОНОВА. Лозунг подсказывал: с легкой руки партии «Нур Отан». На открытие выставки пришли стар и мал – ветераны, школьники. Выступающие говорили о непреходящих ценностях.
Миссия – запечатлеть
Заказ на портреты художник получил от горотдела культуры: до празднования 50-летия Победы оставалось два года. Рисовал в свободное от учительской работы время: в день – по наброску, в выходные – два. Дабы раскрепостить натурщиков, затевал беседы: светлели. Фронтовички просили уменьшить морщинки: душа безвозрастна. Но графический стержень как гриф неумолим: документы эпохи должны быть достоверны! Не для этой ли миссии увековечить вернул Господь семимесячного младенца, потерянного в толпе беженцев, к материнской груди? Бег из свинцового Ленинградского кольца в Золотое застрял в зрачках ребенка мельком расколотого неба, клочьями земли, грома…
Художник вглядывался в лица, видевшие смерть, как в другую Вселенную. Рубикон «когда кончается искусство и дышит почва и судьба» неуловим… Глаза из-под стержня выходили живыми. Тихоновские работы фигурировали на персональных выставках. Экспозиция под названием «Наши современники» «квартировала» в залах городского выставочного, института «Евразия». Тетрадь отзывов наполнилась отзывами. Домашний бюджет – книгой стихов великого поэта, как расчет за работу. …Изменчивый Урал в девяностые менял русло. Никто не шел на нас войною, и мы не шли ни на кого. А все рвалось и падало.
Вячеслав Тихонов уехал в Россию реставрировать церкви: ту, где крестили, и ту, мимо которой пронесла будущего реставратора мать по крестному беженскому пути. Возвращался на круги своя, к Золотому кольцу, к родимому дому. С женой разлучили обстоятельства. Перезванивались. Рисованный полк как-то в шутку назвал «бессмертным»: как в воду глядел. Творческие и сами не знают, что они провидцы… Под Ярославлем у Вячеслава Андреевича могила отца-фронтовика, кадрового офицера: посещали с женой. И так уж дышалось на том погосте: «Здесь бы и остался!» – обронил. Здесь и остался.
Уральская галерея судеб ждала судьбу. «Бессмертный полк» простоял в шкафу вдовы художника двадцать лет и год. Картонные одежки светшали. Его величество случай – и о тайне в шкафу узнали, кому положено знать, начиная с акима области. Городской отдел культуры схватился за голову: «одеть» полк – это рамки со всеми причиндалами по цене школьного костюмчика – нет, не потянет, финансово – инвалид. Областное общество инвалидов своих не бросает. Посланное информ-яблочко через инстанции вернулось к нему. Сказавший «А» сказал и «Б». Кожжанов, где в долг, где так, где как, а полполка – при параде! У Надежды Тихоновой в шкафу тайны не кончаются: еще два взвода фронтовичек и добрая сотня казаков. Может и о них у кого заболит душа, как заболела она у Кожжанова? В благодарность художница отложила кисть, воссоздала графически портрет его брата, павшего на войне.
Что отдал, то твое
У Жумажана Кожжанова жизнь после техучилища шла и пошла бы по техорбите села. Сманил город. Увлекло токарное дело: на заводе «Омега» оно соперничало с искусством. Пожар дисквалифицировал. Небо – с овчинку. Обгоревшие руки как запоротые детали: «Куда с ними?» К диплому вывели умные книги: история, обществоведение. Учительствовал, читал лекции. Не помышлял ни о чем таком… Оказался в ответе за всех сирых, калечных, к горю-морю лицом. В должности председателя областного общества инвалидов и сам Господь Бог скреб бы затылок: изломы века сносили башки державам. Здесь, в изувеченном безработицей городе, где взять столько костылей, инвалидных колясок, памперсов, прочего? Не хватит никакой души вдохнуть в безнадегу надежду… Мода на мини-пособия не проходила… Пригодился опыт его предшественника Сафина. И вперед – сквозь глухоту слышащих, сквозь слепоту видящих.
Над «островом ограниченных возможностей» взошли-укрепились слова: «поддержка», «трудоустройство», «центр реабилитации», «бизнес». Паралимпийский флаг, золото-серебро-бронза – за победу над собой! Но прежде – во славу Родины. Так или иначе, нищее «по миру» иногда вырастает в гордое «Всем Миром!»
Не вернувшийся с «Сабантуя»
Семейство Кожжановых Сырымских краев. Нарожденье советов, совхозов-колхозов – на их памяти. Нельзя без труда степным людям. Мажит – первенец, в тринадцать лет пастушил: средние школы еще не дошли до дальней округи. Но уже подхватила новая волна: тянулся к книгам, к комсомольским тусовкам. Вышагнул бы из векового уклада, но поперек мечты – война! Улетал как ветер, торопился: не отломил – откусил лепешку… Дрогнуло материнское сердце: по примете, откусившие хлеб не возвращаются… Два года с фронта летели треуголки. В последнем – фото: сын в пилотке, веселый, красивый. Черканул про грядущий «сабантуй». Сразу не понять. Битва на Днепре разгадала «шифровку»: погулял «сабантуй» и пошел, и пошел до Победы! От Мажита больше ничего: загулялся солдат…
В поминальные дни мать пекла лепешки. Много лепешек. «Может, придет?» Но Мажит не приходил. Вот уже и младшие сыновья старше старшего: ему вовеки двадцать. Пекутся поминальные лепешки и пекутся: «А вдруг?»…
Тяжко огромной стране восставать из праха. Вставала. Фабрики, заводы, горы – на гора! Западно-Казахстанская область стала центром хлебной индустрии. Белоствольные стелы, черномраморные мемориалы взметнулись по городам-героям. Мало: каждый дом, сакля, мазанка ждали своих живых-мертвых-потерянных… В семидесятые бум перезахоронений: по всей многострадальной как белые грибочки запробивались гвардии рядовые обелиски… На запросы крошечного казахстанского аула откликнулась крошечная белорусская деревенька. Гвардии сержант Мажит Кожжанов вернулся к родным «Информацией из донесения о потерях»: «Командир взвода геройски…» – гласила графа, «Могилевская область…» – дополняла другая. И как контрольные пули: «26.06.1944…»
Горькая весть слаще муки безвестия. Уральские-Могилевские края невидимыми параллелями родства пересеклись. В единственно мимолетном сне Жумажан увидел колонны солдатского марша. Один оглянулся. Туман вместо лица: будто некий оператор забыл навести резкость. Но брат узнал брата: «Мажит!» – покачивающаяся даль унесла пилотки… Утро знало: Белорусский вокзал будет ждать.
«Бери шинель, пошли домой»
Семидесятилетие Великой Победы. Поезд «Москва-Минск»: Белоруссия встретила Казахстан, чету Кожжановых приветила-сопроводила… Деревня Парханковичи. Почетный караул белоствольных дерев. Обелиск: четыре фамилии на мраморных плитах. Молодая трава в поклоне…
Из всех крупных сражений Жумажана Кожжанова особо интересовало Днепровское: след брата. К фронтовику соседнего села с распросами: «Не видел ли?» – «Части рядышком, но нет, не встречал». Любое известие с упоминанием Могилевских мест волновало. Газеты с участниками похода через Днепр хранил: может, прикуривал с кем?..
Не отдалялась память. Будь он художником, написал бы панно последнего боя. Словно не брат, а он шел здесь в атаку сквозь ливень. Шел, никого не любя, не помня; на свет, не видя света. На свет, даже если свет – вспых встречного автомата…
Командир взвода Мажит Кожжанов не пришел к своей земле. Земля пришла к нему: горсть родимой и горсть той, где теперь живет родня, где мог бы жить и он…
Через год Жумажан Кожжанов пройдет с полком Победы с портретом брата.
Неспокойно в городе: под солнцем зреют не только яблоки, но и плохие дела. По поводу протеста «земельному закону» вышел «народ», а вглядеться – молодые мускулы, способные переворачивать машины на майданах. Сила есть – ума «круглых столов» не надо. Курсы «соросов» дипломатии не учат: фашиствующая Украина тому пример.
Но идут к Стеле живые, подняв над собой Память. Плывут фотоснимки, портреты и еще один портрет – Мажита Кожжанова – как факт сплетения времен и судеб. Иди и смотри: глаза мертвых больше, чем правда…
Тамара ШАБАРЕНИНА, фото Георгия СЕМЕНОВА
