Кто-то из блокадников рассказывал в своих воспоминаниях, что даже спустя годы самым страшным звуком для него был скрежет ложки по дну опустевшей тарелки. Геннадий ЛАПИН знает об этих днях не понаслышке: вместе со своей семьёй он пережил всю блокаду, от первого до последнего дня.
Геннадий ЛАПИН родился в далёком 1929 году в Кронштадте (город-порт, находится на острове Котлин, в 50 км от Санкт-Петербурга). До Ленинграда в те годы можно было добраться только одним способом – по воде Летом на паромах, зимой, когда на Финском заливе вставал лёд, на машинах и лошадях. Когда началась война, город попал в блокадное кольцо и условия там были не лучше ленинградских – голод, бомбёжка, жертвы. В 1941 году маленькому Гене ЛАПИНУ исполнилось всего лишь 12 лет.
— Первые годы здорово бомбили, — вспоминает Геннадий Павлович. – Помню, идём в школу, вдруг раздаётся звук предупредительной сирены. Бежали прятаться в бомбоубежище, там и учились.
В семье ЛАПИНЫХ был только один кормилец – отец Павел Александрович, который работал на заводе – готовили торпеды для флота.
— Когда началась блокада, отцу, как рабочему, полагался самый большой паёк в нашей семье – 250 грамм в сутки, — продолжает Геннадий ЛАПИН. — Мы, иждивенцы, получали по 125 грамм. Выходило полбуханки хлеба на всю семью. Но как-то кормились. Хотя мы, дети, уже подросли и по законам военного времени должны были трудиться, приходилось сидеть дома – город закрытый, работать было негде.
По рассказам блокадника выходили из положения как могли, многие рыбачили, благо город располагался на острове. В Кронштадте даже поставили памятник блокадной колюшке, мелкой рыбке, которая в изобилии водилась в Финском заливе и многих спасла от голодной смерти. А вот огородов почти не было – остров маленький и пространства, пригодного под выращивание капусты и картофеля почти не было. Скудные кусочки хлеба выдавали ежедневно, а крупы – овсянку и пшено – один раз в декаду из расчёта 500 грамм на месяц.
— Отец умер от истощения 14 марта 1942 года, — вздыхает блокадник. – Помню, мама зашила тело отца, вместе положили его на саночки и повезли к Военно-морскому госпиталю. В то время люди были слабые и не могли достойно похоронить своих близких, поэтому привозили тела на кладбища и закапывали прямо в снегу. Поэтому вышел указ привозить всех в госпиталь, там складывали трупы, а весной хоронили в братские могилы. Когда мы привезли тело отца, трупы возле госпиталя лежали штабелями.
Смерть прошлась и по родственникам Лапиных. Геннадий Павлович вспоминает, что его родная тётка лишилась в блокаду всей семьи – умерли муж и сын. В самом начале людей эвакуировали, но увезти получилось далеко не всех.
— Мы сумели покинуть Кронштадт только в после того, как сняли блокаду, — говорит Геннадий ЛАПИН. – Всей семьёй отправились к родственникам отца в Ярославскую область. В деревне жить стало легче – было подсобное хозяйство, огород, сажали картошку.
После войны Геннадий ЛАПИН пошёл работать в минно-торпедный отдел завода «Арсенал» — обшивал деревом снаряды и мины, чтобы их безопаснее было перевозить. Завод был секретный, поэтому с сотрудников брали подписку о неразглашении. После завода была армия – Геннадий Павлович посвятил пять лет службе на Полярном флоте. А потом опять в Кронштадт, где и познакомился с будущей супругой Валентиной. Там они поженились и прожили пять лет, после чего решили переехать в Уральск. В прошлом году супруги отметили золотую свадьбу. В семье уже есть и внуки, и правнуки. А о тех страшных временах остались лишь далёкие воспоминания и вера в то, что этот ад никогда не повторится.
Пётр ТРОЦЕНКО
