Рецензию на книгу Галины Гурьевой «Время и люди» написал наш земляк, кустанайский журналист Владимир Максименко, недавно побывавший в Уральске. Право на ее публикацию он предоставил газете «Надежда».
Давным-давно я учился на литфаке Уральского педагогического института. К счастью для вуза и себя самого, моих беспутств хватило лишь на полтора семестра. После чего из «педа» меня благополучно вытурили. По этой причине никого из своих однокурсников, за редким исключением, не помню. Другая была компашка.
Близка к ней была и одна интересная студенточка, учившаяся одним или двумя курсами выше. Однажды она даже приняла участие в одном из наших шабашей. Встречался с ней и в институте. Как-то все на бегу. Мимоходом. Перекинемся парой слов, и каждый в свою сторону. Но почему-то именно Гурьевой Галине посвятил одно из лучших своих стихотворений. И почему-то всегда помнил о ней, и почему-то сразу же узнал при недавней встрече. Почти через полвека.
Рассказывать о том, как жила-была, Галине Герасимовне не пришлось. Просто протянула свою недавно изданную, солидную такую, в 400 страниц, книжицу. Название «Время и люди» поначалу не приглянулось. Избитое. И вместе с тем какое-то небрежно общее. Такое мог позволить себе разве что классик, определившийся со своим местом в истории. Но, прочтя книгу, я согласился с названием. Оно вполне соответствует содержанию. А содержание в свою очередь – эпиграфу, выставленному почему-то не перед началом повествования, как обычно, а в конце. И даже не в конце, а вовсе – на последней странице обложки.
Завидуйте нам, завидуйте!
До самых седых волос!
Вы никогда не увидите,
Того, что нам довелось…
Роберт Рождественский. Один из поэтов нашего поколения. Нашего круга. Нашего времени. Не изменивший ни нам, ни времени, не отказавшийся ни от одной из своих строчек. Потому так и близки сегодня они нам. Чуть ли не под каждой подпишемся.
Но это мы, для которых так называемое «тоталитарное» прошлое чем дальше, тем дороже. А молодые ребята, воспитанные на презрении ко всему советскому, вдруг возьмут и спросят: «Чему завидовать-то, Галина Герасимовна? Тотальному дефициту, очередям, репрессиям за инакомыслие?»
«Мы были счастливы», – отвечает Гурьева им уже во вступительном слове. И мы действительно были счастливы. И я, не задумываясь, представься такая возможность, променял бы все свои оставшиеся дни, чтобы вернуться хотя бы на месяц, на неделю в те годы. Причем, не выбирая конкретно места и дат. Пусть хоть Уральск студенческой поры, которую лишний раз, спасибо ей, напомнила книга Галины Герасимовны.
Мы испытывали дефицит во всем, только не в живом человеческом общении. И находили своих друзей, единомышленников, собутыльников не в интернете, а на улицах, в аудиториях, на танцплощадках, различных кружках и объединениях по интересам, в пивнушках и библиотеках. С пустыми желудками, но с набитыми до отказа идеями, выдумками, фантазиями мозгами, творили, выдумывали, пробовали. А то и откровенно дурачились, ерничали, безобразничали во всю неуёмную молодую прыть. За что и получали немало шишек. Но ведь очень часто и было, если честно, за что.
И потом, все те большие и малые репрессии, как правило, не перечеркивали жизней, не ставили крест на карьере. Вот и исключенный из института редактор скандальной стенгазеты, как замечает Галина Гурьева, «от этого ничего не потерял, вместо филфака окончил юридический». Уверен, не потерялись в жизни и упоминающиеся ею студенты физмата, исключенные «за распространение песен Высоцкого». Как не потерялся и исполнитель «Поручика Голицына » Алексей Цветков, с которым автору довелось работать в Тургайской областной газете. Такие «шишки» только прибавили соли и перца нашим биографиям.
Хотя, конечно, были и потери. Те же, например, Бузунов и Чумаков, которым в книге посвящены отдельные главы.
Как и опасался, не со всем сказанным Г. Гурьевой в главе «Неистовый Валентин» могу согласиться. По меньшей мере, сомнителен примененный к поэту эпитет «неистовый». Не соглашусь и с утверждением, что «с ним было всегда интересно, и всегда легко». Больно режет слух предложение: «Описать убожество и нищету быта просто невозможно», для большей убедительности, вероятно, подкрепленное, ахматовскими строками «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». Обстановка в однокомнатной квартире Бузунова действительно была скромной. Но усилиями мамы поэта, незабвенной тети Нюры, всегда содержалась в образцовой чистоте и порядке. Так что стихи Валентина Васильевича росли вовсе не из домашнего сора.
Кроме собственных воспоминаний, Галина Гурьева поместила в главе о Бузунове и воспоминания Александра Евстратова. В них, прежде всего, меня привлекла следующая, никем до него ранее не упоминавшаяся деталь, а именно, «когда Валентина привезли из морга, его больная нога поднялась почти вертикально… Все были растеряны и озабочены, и тогда один из старых друзей Валентина неожиданно громко и страстно сказал: «Молодец! Он и мертвый лег так, как ему хотелось!». В этих строчках не только характеристика поэта, но и самого Александра Евстратова, который всегда, насколько помню, умел тонко подмечать такие вот яркие, метафорические штришки.
Соглашусь с Евстратовым и в том, что Валентин Васильевич скорее был патриотом своей малой родины, чем диссидентом. И объявлять его жертвой строя, системы я бы тоже поостерегся. Кто стал её жертвой, так это Лев Чумаков, которому посвящены одни из самых пронзительных строк книги. В его судьбе много общего с судьбой дорогого для меня Николая Миронова. Они и внешне были чем-то похожи. Искренние, честные оба бескорыстно служили высоким идеалам, декларировавшимися тогда. Как могли, пытались противостоять лжи, лицемерию, показухе, заволакивающим общество. Но очень уж неравными были силы. А гнуться, прогибаться перед каждой свежеиспеченной конъюнктурой не умели. Видно, как и у самого автора, позвоночники были какие-то не такие…
Всё это было, было! Галина Гурьева не умалчивает о негативе, но и не зацикливается на нем. Худого слова, в общем-то, не допускает даже к худым людям. И правильно!
Несмотря ни на что, время, о котором пишет Г. Гурьева, время, в котором мы жили, было широким и просторным, как широка и просторна была сама наша тогдашняя большая, не разрезанная пирогом по национальным вотчинам страна. По сути, любому её гражданину, подчеркну, любому, были доступны самые дальние горизонты. Примером тому судьба самой Галины Герасимовны. Не без вполне понятных проблем и трудностей, но беспрепятственно, бесплатно окончила два института. Причем один из них столичный. Аспирантуру. Получила ученую степень. Испробовала себя на самых разных поприщах, в самых разных, непохожих одна на другую профессиях и должностях.
А какие люди ее окружали по жизни! Каких людей она знала, с какими дружила или просто поддерживала добрые отношения! Бузунов, Пышкин, Баев, Чесноков, Игнатов, Шингаркин, Чумаков, Мымрина и так далее, и так далее. Не зря же Галина Герасимовна не устает повторять, что ей везло на хороших людей. И для всех нашлось у неё теплое слово. Такой уж автор благодарный человек…
Немало строк в книге посвящено журналистам, коллективам газетчиков. Очень интересно, например, мне лично было читать о коллективе редакции Тургайской областной газеты. Тургай ведь то входил в состав Кустанайской области, то выходил из нее. И считался в области глубокой, забитой, отсталой провинцией, в которой нет и быть не может ничего интересного. А значит и газета там соответствующая, то есть никакая. А оно вон что было там на самом деле. Жизнь в редакции била ключом. Теперь Тургай опять в составе Кустанайщины, и слава у него прежняя. А сам Аркалык, о котором так тепло отзывается Галина Гурьева, доведенный различными перестройками и реформами, что называется до ручки, собираются лишить городского статуса.
Любопытно также было узнать о том, как начиналась «Надежда», о благословении Б. Окуджавы. Газета-то для меня не чужая. С подачи Татьяны Николаевны Азовской, некогда работавшей в ней, «Надежда», кажется, в 1993 году опубликовала несколько моих материалов. О нашем самиздате. Сделанные мной подборки стихов Юры Сердюка и Василия Безбородникова, зарисовки о них. Если у Гурьевой сохранился первый номер «Надежды», то в моем архиве, похвастаюсь, наверное, с десяток номеров 1992-1993 годов.
Прекрасное было время! Прекрасная была газета. С прекрасным эпиграфом: «Ежели люди порочные связаны между собой и составляют силу, то людям честным надо сделать только то же самое». Ах, Лев Николаевич! Пока хорошие, честные люди разбирались, что к чему, собирались с силами, инициативу перехватили «люди порочные», оказавшиеся куда прочнее связанными между собой.
С перестройкой, развалом Союза Советских Социалистических Республик пришли, нагрянули, обвалились грудой горя совсем другие времена. «Я всегда с ужасом вспоминаю девяностые годы», – признается Г. Гурьева. Но выдержала, выстояла Галина Герасимовна лихую годину, окаянные дни. Не без помощи новых добрых людей оказалась опять востребованной. Ну да сами об этом прочтете в соответствующих главах. А чтобы получить более полное представление о пушкинских балах, перечитайте хотя бы их сценарии. Ничего, к сожалению, не знаю о дальнейшей их судьбе. Жаль, если тремя балами вся эта замечательная пушкиниана и закончилась. Как жаль до сих пор «Иллюзиона», история которого тоже, конечно, нашла свое место в книге.
Много ещё чего интересного можно найти в книге Галины Гурьевой «Время и люди». Избранные статьи разных лет, киноведческие работы. Кому книги покажется мало, отыщите имя автора в интернете, в Ю-Тубе, в котором она совсем уже своя. Три фильма: «Уральск. Вчера и сегодня», «Уральск. Праздники» и «Уральск. Такой разный город» – презентации Галины Гурьевой об Уральске прекрасно дополнят прочитанное.
Осталось поздравить Галину Герасимовну с хорошей книгой. А тем из книгочеев, кто её по каким-то причинам не прочёл, обязательно прочесть.
Владимир МАКСИМЕНКО
