Когда беседуешь с фронтовиками, не устаёшь поражаться, как же умеют ценить жизнь эти люди. В них нет ни зависти, ни злости. Искренность, добродушие и человечность сразу же заполняют пространство вокруг. Другое поколение, другие жизненные ориентиры и ценности.
Один из таких героев друг и постоянный читатель «Н» – Хамза Абдрахманович САФИН. В сентябре этого года он отпразднует свой 89-летний день рождения. Накануне Дня Победы ветеран рассуждает о жизни и вспоминает о былом с присущей ему доброй улыбкой. А наш разговор на вполне серьёзную тему – о войне и о том, что пришлось испытать 17-летнему мальчишке из Уральска, мечтавшему освободить Родину от вражеского захватчика.
— Просыпаешься и благодаришь Бога, хоть и атеист, за то, что пришёл новый день. А как иначе? — начинает разговор Хамза Абдрахманович, отвечая на наш дежурный вопрос о том, как идут его дела. — Да и в быту обходимся самым простым. Меня абсолютно не интересует, на какой машине ездит мой сосед. Если это есть у меня, значит, хорошо, а нет – и не надо…
«Такое не забывается»
— А день Победы помните, как встретили?
— Такое не забывается. За 10 дней до окончания войны я попал в госпиталь… До этого помню, как в 1945-ом приехали в город Великие Луки. Зрелище жуткое. Он был полностью сожжён. От двухэтажных домов остались огромные печи, а целые кварталы съело огненное пламя… Потом вступили в Латвию. На подступах к Риге меня ранило в голову осколками кирпичей от разрушенной снарядом стены дома. В общем, попал я в санроту. Там ребята в шутку меня прозвали Гиппократом, потому что повязка, которую мне наложили, так и называлась шапочкой Гиппократа. А 29 апреля 1945 года мы уже шли по Германии. И вновь ранение. Когда бежали в атаку, из окопа немец бросил гранату. Хорошо, что я успел увернуться и прикрыть голову руками. Осколками ранило руку, а стеганую фуфайку порезало так, что вся вата из неё торчала наружу. Вот так накануне Победы вновь попал в госпиталь. Крупные осколки врачи достали, а вот мелкие на тыльной стороне ладони и поныне «гуляют» под кожей. Утром 8 мая поднялась стрельба за окном госпиталя. Раненые подумали, что немцы прорвались, выскочили, а там уже все кричат: «Ура!». Помню, что под стеной сидел солдат из Кемеровской области по фамилии Лялин. Так вот от радости он заревел белугой. Я подошёл к нему, взял его винтовку и выпустил все патроны в воздух в честь Победы!
— Вы были ещё совсем молодым, когда началась война. Ушли добровольцем на фронт. Тот чёрный день начала войны тоже не выбросишь из памяти…
— В 1941-ом мне не было ещё и 16 лет. Тогда предвоенное напряжение чувствовалось даже в воздухе. О том, что будет война, говорили старики. Мы часто бегали на речку, что в районе железнодорожного моста. Так вот видели, как с начала 1941 года стали проходить военные составы. Тогда Гитлер уже захватил Европу… К тому времени я успел закончить восемь классов школы №13 в Затоне им. Чапаева. Нас готовили к выпускному вечеру, который должен был проходить в новом Доме культуры, построенном на берегу Урала. Но табель успеваемости так и не получил. Утром 22 июня чёрный репродуктор на столбе объявил, что началась война. Об этом я узнал от отца, который и сообщил всем домочадцам нерадостную весть.
— Испугались или в силу молодости не осознали, насколько это было страшное известие?
— Мы тогда думали, насмотревшись патриотических фильмов, что вот пойдём на фронт и всё исправим. У нас была такая бравада. Но до фронта я успел поработать в тылу. В семье нас было трое. Я – самый старший. После того, как отца забрали на фронт 27 июня 1941 года, мама устроилась на работу на овчинно-шубный завод. Меня потом тоже позвали в механический цех слесарем. Через некоторое время перевели в кочегарку следить за паровым отоплением. Там котлы, водомеры. Но у меня за плечами восемь классов образования, вроде как уже и грамотный, физику немного знаю, значит, справлюсь. В 16 лет назначили машинистом заводской электростанции, обеспечивающей электроэнергией завод и весь рабочий посёлок. Сейчас даже вспоминать об этом боюсь. Как это меня взяли? Ведь это была огромная ответственность. В случае неполадок паровая машина давлением в 15 атмосфер могла взорваться и снести ползавода, не говоря уже обо мне…
«В тылу не пропадать…»
— На фронт, наверное, рвались?
— Конечно. Кровь кипела в жилах, не терпелось взять в руки оружие и – в бой. Обстановка к этому подталкивала. 1942 год. Немцы в Сталинграде. В обеденный перерыв в цеху на заводе обычно читали газеты. И тут один старый вояка как-то сказал: «Если немцы перейдут Волгу, через три дня они будут в Уральске. От Волги до Урала голая степь, преград на пути нет». Помню, как нас это встревожило. В городе светомаскировка. Вагоны с ранеными всё чаще поступают… В сентябре 1942-го мне исполнилось 17 лет, а в ноябре в горкоме комсомола предложили добровольцем пойти на войну. Я двумя руками «за». Попал в Рижское военно-пехотное училище, эвакуированное в Башкирию. Шесть месяцев там готовили на офицеров. В мае, присвоив сержанта, стали отправлять на фронт.
«Бравада слетела как пыль»
— В какой момент слетела та самая рыцарская бравада, когда война больше рисовалась местом, где можно будет повоевать за Родину, но никак не полем смерти и ужаса?
— Это произошло довольно быстро. Ехали мы в сторону Харькова. В мае 1943 года Украина еще не была освобождена от немцев. Где-то на подъезде к Воронежу я и распрощался с имевшими место иллюзиями… В теплушках было довольно жарко, и мы вылезли на крышу вагона. Вдруг над нами появились три самолета. Мы, конечно, подумали, что это свои. Однако, немного пролетев, они развернулись и стали снижаться. Вот тут-то я и рассмотрел чёрные кресты. Начался обстрел. Вся жизнь пронеслась перед глазами за секунды. Нас накрыло паром, поезд остановился, мы скатились с крыши и убежали. Когда опасность миновала, из вагонов стали выносить убитых и раненых и грузить на машины. Кругом стон, крики, кровь. Эта и была моя первая встреча с войной. До этого момента был мальчишкой, а тут в один момент повзрослел. Так вся бравада и слетела с меня, словно пыль… Потом в составе 78-ой стрелковой дивизии третьей Гвардейской армии Юго-Западного фронта участвовал в наступлении на Донецк, который в то время назывался Сталино. Потом пришли в Святогорск. Там впервые в своей жизни увидел, что собой представляют санатории, где работают люди в белых халатах. Я ведь в детстве вообще врачей не видел, лечились только народными способами.
— Значит, Украина – это место вашей молодости. Как относитесь к тем событиям, которые сейчас там происходят?
— С большой болью. Мы освобождали эти земли от врага, поэтому не могу оставаться равнодушным к тому, что сейчас там происходит. Это трагедия украинского народа и тех, кто там родился и вырос. Всё, что сейчас творится, дело рук глубоко непорядочных людей, малообразованных и бескультурных. Страшно, когда такие приходят к власти и берутся руководить государством… А с Украиной меня многое связывает. Именно там я получил свои первые ранения…
« Что я буду делать глухой и немой?»
— Расскажите, как это случилось?
— Впервые меня ранило в июне 1943 года, когда снаряд попал в танк, на броне которого я находился с другими пехотинцами. Очнулся на соломе в украинской хате. Помню, в ушах страшный гул, люди разговаривают, но я ничего не слышу. Слова сказать не могу, язык одеревенел. Думаю: «Отвоевался! Что я буду делать глухой и немой? И даже застрелиться нечем, оружие-то забрали». Пришел врач, похлопал меня по плечу и протянул клочок газеты с карандашом. Я написал: «Пить». Но через две недели слух постепенно стал восстанавливаться, а слова я стал говорить нараспев. Со временем и речь полностью вернулась, хотя заикание осталось до сих пор. А в сентябре этого же года в предместье Донецка я, как помощник командира взвода, стал поднимать солдат в атаку, и вновь был ранен. На этот раз немецким снайпером. Разрывная пуля попала в щеку, раздробив лицо. Помню, как ручьём хлынула горячая кровь, и почти все зубы в один момент выпали мне в ладонь…
— Отметина на щеке в виде тёмной точки у вас осталась после этого ранения?
— Отметина та самая, а вот зубы сейчас все искусственные и части языка нет. Потом меня погрузили в машину и повезли в госпиталь в сторону Ворошиловграда. В дороге опять под обстрел немецкой авиации попали. Я слетел с носилок, ноги, слава Богу, целые и дал стрекача. Так спасся. Потом вновь случилось приключение. Добирался на санитарном поезде. Ночь. Почувствовал запах гари и услышал какой-то треск. Оказалось, что загорелись наш и соседний вагоны. Кто поджёг, не понятно. Может, националисты. Нас погрузили в другие вагоны и привезли в госпиталь в город Россошь Воронежской области. Там и встретил своё 18-летие.
«Самогон на дух не переношу»
— Чарку самогона поднимали в честь 18-летия или вам, как раненому не полагалось?
— 3 сентября меня ранило, а 22-го исполнилось 18 лет. Человек пять нас в палате тогда было. Я проговорился, что вот и настал мой 18-й день рождения. Солдаты засуетились, мол, что ж ты молчишь, это дело надо отметить… А там сахарные заводы работают и сахарная свекла, как говорится, на каждом шагу растёт. Из неё самогон варят, и на рынке торгуют по 300 рублей за четверть (3 литра). В общем, скинулись мы и попросили няню сбегать на рынок. Она и принесла самогон, завернув его в одеяло, чтобы не увидели. После обеда все подсели к моей кровати, выпили, стали громко разговаривать. Вдруг раздался стук в дверь. Зашёл врач-капитан и медсестра. Все молчат, пришлось стянуть марлевую повязку и отчитаться, по какому случаю организовали сабантуй… Поругали нас, конечно. Но няню в обиду мы не дали. Сказали, что она нам как мать родная, а потому наказывать её не стоит. Когда ушёл врач, мы продолжили. В честь дня рождения мне тоже пытались залить в рот самогон. Я-то весь в бинтах был. Поднесли чашку вплотную к губам, резкий запах в нос как ударил, мне сразу плохо стало. С тех пор я самогон на дух не переношу! А пожелание тогда было только одно, чтобы живым остался на войне…
«Был вояка, стал челюскинцем»
— Выбитые пулей зубы в военное время восстанавливали?
— Да. Но уже в другом госпитале, в специализированном. Это было в Свердловске, куда меня и направили. Помню большое здание. Видимо, на базе какого-то вуза. Там лежали с ранениями головы. Встречались солдаты без нижней части лица, когда язык только остался, или те, у кого оторвало нос. Страшно было смотреть на них. Я попал в отделение челюстно-лицевой хирургии. Всех, кто там лежал, прозвали челюскинцами. Мне поставили шины, скулы постепенно срослись. Зубов после ранения у меня не было, а вот корни-то остались. В общем, перед зубопротезированием меня повели выдёргивать корни в зубоврачебный кабинет. Посадили в кресло, привязали полотенцем руки за спиной и стали дёргать. Вместо наркоза за моей спиной стоял здоровенный дядька, который и держал меня, чтобы я не дёргался. Было такое чувство, будто из меня не корни зубов вытаскивают, а всю челюсть наизнанку выворачивают. Два месяца кормили только через трубку жидкой манной кашей и бульоном. В итоге комиссовали с оговоркой: «Не годен к строевой службе».
«Два раза не умирают»
— Вас наверняка и это ранение не остановило, раз Победу в Германии встретили?
— Мне в 19 лет не хотелось от фронта отлынивать. Потом и ребята подбивали, мол, два раза не умирают, поехали на фронт. Я попросился, и меня записали в команду, которая отправлялась на фронт. Помню, как привезли нас в 1944 году в Москву на Ржевский вокзал, где для фронтовиков организовали просмотр художественного фильма. Сели мы, кто где. В основном, на полу. Показывали кино «Свинарка и пастух». Это была такая радость! Мы словно на миг окунулись в мирную жизнь, расслабились и забыли о войне. Глядя на игру Николая Крючкова и Владимира Зельдина, смеялись от души. Но когда после просмотра вышли на улицу, где из нависшего чёрного неба с аэростатами моросил дождь, с невыносимой болью защемило сердце. На резком контрасте солдаты прочувствовали ужас военного времени. Кто-то даже выкрикнул: «Ребята, за мир, который мы сейчас видели, стоит воевать!»
— Вы дошли до Германии. Что-то удивляло в их укладе жизни тогда?
— В сентябре 1945 года вышел приказ о демобилизации тех, у кого было три и более ранений. К тому времени я уже состоял в специальной части, кторая занималась сортировкой документов кенигсбергского гестапо в Восточной Пруссии. Там собирали таких проверенных людей с ранениями после госпиталя. Мы жили в немецких домах. Я впервые узнал, что такое водопровод. Увидел газплиту с природным газом. Помню, как однажды открыли стенной шкаф, а там иней. Мы сначала и не поняли, что это холодильная камера в виде ниши. Спали на заграничных пуховиках, ели из дорогой посуды и отдыхали на комфортных кроватях и диванах. Наши ребята, и я в том числе, всего этого вообще никогда не видели. Мы выросли в домах с земляными полами, которые отапливались кизяками, спали на нарах. А у немцев эти блага цивилизации были уже в те времена. Солдаты засматривались на их мотоциклы, радиоприёмники. Удивлялись асфальтированным дорогам и пешеходным дорожкам, выложенным из мелких камушков…
«Мы были детьми природы»
— Всё равно считаете, вам повезло, что вы родились в то время?
— Очень повезло. Мы жили бедно, но были душевно богаты в любых ситуациях, включая голод, войну. На мой взгляд, деньги развращают общество. Наши родители – по сути, неграмотные люди, закончившие несколько классов. Но они были очень мудрыми и порядочными людьми, которые понимали жизнь. Даже отношения между соседями были совершенно на другом уровне. Мы делились последним, вплоть до мыла. Помню голод 1933 года. Тогда мне было восемь лет. Это ужасное желание поесть преследовало на каждом шагу. Я видел, как мать убивается из-за того, что не может накормить своих детей. Хлеба почти не было, мясо вообще не видели. Великим праздником было, когда родители откуда-то доставали жмых, отходы от лущения проса, отруби. Летом сажали во дворе овощи. С 10 лет ездили на плантации на прополку, где нас кормили. Зимой катались на самодельных лыжах и коньках. Летом проводили своё детство на Урале. Переплывали на другую сторону и питались там ягодами, торном, щавелем, ежевикой. Нас кормила природа, а дома ничего не держало. Не было ни телевидения, ни Интернета. И слава Богу! В дальнейшем такая закалка только пригодилась.
«Уважали учителей и знания»
— Интересно, какой предмет был самым любимым в школе?
— Русская литература и русский язык. Я был в этом отношении признанным отличником. Любил историю и географию. Постарше увлекся и математикой, как наукой, которая учит думать. Не хочу хвалиться, но «Евгения Онегина» Пушкина и сейчас могу процитировать наизусть. Тогда у нас были не педагоги, а учителя.
— А в чём разница?
— Это по диплому выпускники вузов — педагоги, а чтобы быть учителем, необходимо призвание. Как, к примеру, врач и доктор. Докторами называют только тех, кто с душой относится к своему делу. И это гораздо важнее. Наши учителя оставили большой след в душе. Многих уже нет по 40-50 лет, а их фамилии на слуху. И у нас всё было именно так — по-настоящему. К примеру, я никогда не спрашивал, сколько буду получать, когда приходил на новую работу. Мне было стыдно. Сейчас человек, еще не зная, умеет ли он работать или нет, умудряется выдвигать какие-то условия. По русскому радио часто слышу такое юмористическое выражение: «Я не хочу много зарабатывать, хочу много получать». Это во многом объясняет, что сейчас происходит в обществе. Мы и учились по-настоящему, не как сейчас, когда за оплату печатают дипломные работы. Ночи напролет сидели за учебниками, а перед экзаменами дрожали, как овечий хвост, потому что уважали учителей и знания.
Проверено на себе
— Какой-то случай, связанный с годами послевоенной учёбы, можете вспомнить?
— Меня демобилизовали в конце января 1946 года. Отец и брат тоже вернулись домой живыми. Я сразу же пошёл работать на меховой комбинат. В юридический вуз в Алмате, куда меня пытался устроить дядя, поступать не стал. Решил, что это не моё. А вот по совету секретаря обкома, к которому однажды случайно попал на приём, решил поступать в сельскохозяйственный техникум на строительное отделение. Насмотрелся разрухи во время войны, поэтому горел желанием заняться строительством. В порядке исключения меня, как фронтовика с наградами, взяли без экзаменов. Сразу же назначили старостой. Было очень строго. В учебный процесс стали вводить элементы высшей математики. А я сижу и ничего не понимаю. Учитель математики Михаил Иванович Синодальцев однажды подошёл ко мне и деликатно так спросил: «Я вижу, вам сложно?» Я признался, что уже собирался сбегать от такой учёбы. А он предложил три раза в неделю заниматься со мной во внеурочное время. Так постепенно стал познавать азы. Когда получил стипендию, решил его отблагодарить. Накупил подарков, не подозревая, что могу обидеть своего наставника. А он так сильно рассердился и закричал: «Разве вы за это воевали, Хамза?» Было так стыдно, что готов был провалиться сквозь землю…
— Что самое ценное в жизни, Хамза Абдрахманович?
— Наверное, быть востребованным. Мне отдыхать никогда не давали, и я этому очень рад. Когда человек востребован в семье, среди друзей, в обществе, значит, в этом случае он выполнил свою миссию. Ведь нет легкой работы, есть люди легко относящиеся к ней. И легких путей искать не нужно. У порядочных их не бывает. Я работал в Бурлинской лесозащитной станции прорабом. Занимались массовым озеленением, высаживали лесополосы. Берега Чагана и Урала в то время стояли голые. Выходили по 500 человек с молодёжью и высаживали сотни деревьев. В Бурлине есть моя именная аллея из 10 тополей. Когда я там бываю, всегда прихожу на то место и глажу могучие стволы. Природа даёт нам жизнь, а потому её надо беречь как своё дитя. Работал начальником ОКСа треста конного завода, позже начальником управления капитального строительства области. Возглавлял «Уральсксельстрой», трудился в тресте «Уральскпромстрой». И в целинной эпопее удалось поучаствовать. Колхозы и совхозы строил. Уже в 90-х возглавил областное общество инвалидов. Разве это плохо, когда ты так востребован? Когда-то услышал такое напутствие: «Сердце отдай Родине и людям. Душу – Богу. А честь оставь себе». С годами это проверил на себе и понял, что только так и нужно жить.
— Пользуясь случаем в преддверии Дня Победы спешу поздравить всех ветеранов Великой Отечественной войны и пожелать им здоровья на долгие годы! Также выражаю большую благодарность всем конденсатовцам во главе с Валерием Джунусовым, с которыми меня связывают годы многолетней дружбы, за их постоянную заботу и чуткое внимание к фронтовикам.
Беседовала Галина КАРЕНСКИХ
Хамза САФИН – заслуженный строитель КазССР, почётный гражданин Уральска. Кавалер орденов «Знак Почёта» и «Парасат». В годы Великой Отечественной войны награждён орденом «Красной звезды», двумя орденами Отечественной войны первой степени, медалями «За отвагу», «За взятие Кенигсберга», «За Победу над Германией».